Самый маленький офицер - [35]

– Остановка «Улица Забольской вольницы». Двери открываются, уважаемые пассажиры, не забывайте свои вещи в вагоне! Следующая остановка… – Сиф не дослушал диктора и выпрыгнул, как только дверь отъехала в сторону. До поворота на нужную улицу оставалось метров десять, но так уж кто-то решил поставить козырёк остановки.

Улица Забольской вольницы была не улицей даже, а улочкой, с односторонним движением – правда, поди разбери, в какую сторону, – с машинами по обочинам и большими, развесистыми липами вдоль домов. Наверное, подумалось Сифу, когда липа цветёт, здесь царит совершенно умопомрачительный запах…

Было тихо, даже прохожих немного. Сиф свернул на эту улочку и неторопливо пошёл вниз, разглядывая дома – улица шла чуть под уклон. Липы зашелестели, словно переговариваясь между собой о неожиданном прохожем, воробьи, взъерошенные нахальные пичуги, оживлённо заголосили-зачвирикали, возбуждённо взмахивая крылышками и наскакивая друг на друга, если им казалось, что их не слушают. Рядом важно прохаживались голуби, по-гусиному переваливаясь и изредка басовито вскурлыкивая. «Ну неужели я такой выдающийся прохожий?» – с усмешкой подумал мальчик, в глубине души довольный учинённым, пусть и воображаемо, переполохом.

Третий дом был восьмиэтажным длинным корпусом с продуктовым ларьков на первом этаже у самой арки – словно неведомый волшебник перенёс сюда отдел ближайшего универмага, втиснутый в пространство «пять на пять шагов». Просто чтобы ему, волшебнику, после очередного волшебства за хлебом было ходить недалеко.

Сиф помедлил у этого магазинчика, размышляя, не купить ли, как порядочный культурный гость, какой-нибудь тортик размером этак в половину колеса любимой машины, но сообразил, что вовсе не знает вкусов Тиля. Да и вообще, к боевому товарищу положено заявляться с алкоголем, крепость которого прямо зависит от крепости дружбы. А в таком случае покупать придётся… Покупать придётся то, что ему никто в его возрасте не продаст.

На этом Сиф прервал свои размышления, и без того простояв с видом постигающего тайны нирваны буддиста у ларька приличное время, и решительно свернул прямо в арку.

«Третий подъезд, пятый этаж, направо и прямо ломиться в дверь», – повторил про себя указания друга мальчик, отыскивая взглядом нужную дверь. Третий подъезд спрятался за настоящими джунглями жасмина, кокетливо подмигивая из-за кустов обитой деревом дверью. В вожделенной тени зарослей расположилась скамейка и клумба с цветами, в эту пору – мелкими и рыжими, проказливо лезущими наружу, словно кипящая вода из кастрюли.

На скамейке сидел пожилой человек в светлом костюме, с виду – старичок-интеллигент из тех, что похожи на седую осеннюю реку, полную своей, неизвестной и непонятной молодёжи жизни. Впрочем, такие люди и не чураются с детьми посмеяться – конечно, если шутка будет того достойна.

Старик, закинув ногу на ногу, читал газету, рядом к скамейке была прислонена изящная трость – назвать её палочкой язык не поворачивался.

Сиф остановился перед подъездом, соображая, что не знает кода. Ждать же у дверей, пока кто-нибудь войдёт или выйдет, было неприятно-глупо. Дилемма…

В задумчивости, пытаясь решить соткавшуюся из воздуха и обрётшую вид подъездной двери проблему, Сиф застыл, по привычке, незаметно перенятой у командира, читая объявления. Тут старик поднял голову и поинтересовался твёрдым, но учтивым голосом уверенного в себе человека:

– Что привело сдария кадета в наши края?

Сиф вздрогнул и обернулся. Может ли этот пожилой человек с совершенно седыми волосами быть ему знакомым?.. Нет, лицо не вызывает никаких воспоминаний, да и причём тут кадеты?

– Не подпрыгивайте на месте, – старик улыбнулся очень радушно, словно добрый и важный хозяин гостю. – Видел я таких: погоны под курткой спрячут – и бегом с занятий в город.

– Простите, но я не кадет, – недоумённо возразил Сиф, помимо воли проникаясь к старику уважением.

– Не кадет, говоришь? Некадеты, сдарий мой кадет, не щеголяют в столь юном возрасте армейской выправкой и не чеканят шаг, словно на плацу.

– Но я, правда, не кадет! – Сиф не удержал улыбки. Действительно, куртку на погоны набросил, но выправка и шаг не зависят от одежды – если, конечно, то не драные хиппейские джинсы и цветастая рубашка, в которых волей-неволей Сиф превращался в безмятежного Спеца.

А сейчас ведь под курткой рубашка форменная – вот и прокололся перед стариком, только тот не так понял.

– А кто же тогда? – полюбопытствовал старик, поднимаясь со скамейки и протягивая руку за тросточкой, которая, как назло, укатилась почти к самой клумбе. Сиф наклонился, поднял её и протянул невольному собеседнику. «Пожилых людей надо уважать, Сиф, за их опыт и разум, а не презирать за физическую немощь», – нередко напоминал командир, многозначительно поглаживая пряжку ремня. Раз получив «по всем фронтам тяжёлой воспитательной артиллерией», мальчик больше никогда себе не позволял улыбок насчёт слеповатости или слабости стариков. К тому же в этом старике чудился Сифу вовсе не пенсионер, проводящий всю свою оставшуюся жизнь на лавочке, а подтянутый забольский офицер средних лет – поди разбери, отчего.