Глава 1. Гласная в слове «м(я|е)ч»
Раз, два, три, пять,
Без четыре,
Ты теперь совсем один –
В целом мире.
– Ой, Катенька, это ваш карапуз? Какой милый ребёнок!
«Милый ребёнок» Мишка в свои почти-пять-лет себя карапузом никак не считал, но от взрослых слышал это слово постоянно. Хотелось бы, конечно, им возразить – всем сразу, но Мишка был мальчик воспитанный и понимал, что спорить со взрослыми нехорошо. Поэтому он промолчал и только сильнее налёг на мелок. Лимонно-желтый, новенький, тот рисовал жирно, ярко и слегка крошился.
– Анют, какая встреча! Мой, мой он, Михаил, поздоровайся с тётей Аней!
Мишка неохотно встал, сжимая мелок в кулаке, вежливо сказал: «Здавствуйте, тёть-Аня», – и снова вернулся к рисованию. Он был очень занят, и как мама этого не видела? Он рисовал солнце. Большое, жёлтое (ах, как прекрасен этот новенький мелок!) и круглое. Правда, круглым оно не очень получалось и больше смахивало, даже на взгляд Мишки – а тот был «весьма самокритичным», как говорил папа, художником, – на лимон.
Мама с тётей Аней оживлённо заговорили на Свои Взрослые Темы, и Мишка с радостью понял, что из парка он уйдёт ещё не скоро – успеет не только солнце нарисовать, но и самолёт, ради которого всё и затевалось. Может, тогда мама поймёт, чего же Мишка так хочет на день рожденья.
А Мишка хотел совсем немного – всего-навсего тот набор лего с самолётом, из магазина игрушек. В наборе был сам самолёт – прекрасный, белый, с настоящими шасси, приборами в кабине и открывающимся люком, пилот и два парашютиста с ранцами и всамделишними парашютами. Коробка была совсем небольшая, если сравнить с соседними – космическими кораблями и подводными лодками… Но в глазах Мишки самолёт с парашютистами был в десять тысяч раз прекраснее любых других игрушек.
А пока коробка лежала в магазине, мама разговаривала с тётей Аней, Мишка старательно красил солнце своим новеньким мелком.
… Тут в поле зрения Мишки возник упавший на асфальт потрёпанный рюкзак, потом – растоптанные кеды с чёрным верхом и драные джинсы. Кеды переступили, один из них почесал голень другой ноги, а потом их обладатель наклонился к Мишке и сказал:
– Привет, человек!
Мишка поднял голову, и к рюкзаку, кедам и джинсам прибавилась серая футболка с усато-кошачьей мордой и какой-то надписью, а ещё выше – улыбающееся лицо под тёмно-русой, зачёсанной набок чёлкой.
– Пьивет, – ответил Мишка, потому что промолчать, разумеется, было невежливо.
Обладатель кед и чёлки упирался руками в колени и глядел на Мишку сверху вниз.
– У тебя классное солнце, человек, – заметил он. Мишка так обрадовался, что у него даже получилось выговорить букву «р»:
– Правда?
– Честно-честно! – вопрос даже возмутил таинственного незнакомца. – С чего мне врать?
Мишка глубоко, по-взрослому пожал плечами, докрасил, встал и отступил на шаг. Да, солнце и вправду удалось. Оно было жёлтое-жёлтое, как лимон.
– А теперь что будешь рисовать? – спросил тем временем незнакомец.
– Мама говоила, что с незанкомыми юдьми на улице лазговаивать незя, – наставительно сообщил Мишка.
– Ну, человек, ты даёшь! Я что, незнакомый, что ли? Я – Лесь, – незнакомец протянул Мишке руку, по-уличному грязную, как у всех Больших Мальчишек – тех, которые уже в школу ходят и гоняют в футбол во дворе.
Мишка на секундочку задумался, разрешает ли мама знакомиться с незнакомыми людьми на улице, но потом постарался покрепче руку пожать.
– А я – Миша, – представился он.
– Ну чего рисовать будешь дальше, Миш?
Миша оглянулся на маму, но та увлечённо говорила с тетей Аней – значит, время ещё есть.
– Самоёт, – Мишка потянулся к пакету с остальными мелками. Белый кусочек – старый, маленький, но на самолёт его должно было хватить.
Так… Сначала словно бы белый огурец – это будет сам самолёт. Потом хвост и синие окошки… А потом можно и крылья… Но только Мишка примерился рисовать первое крыло, как Лесь схватил его за руку:
– Ты что, кто ж так крылья рисует?! Надо вот так… – он пальцем обвёл контур будущих крыльев – не «врастопырку», а словно бы под углом. – Дай мелок, покажу.
Мишка пошарил в пакете и нашёл ещё один белый мелок. Дал его Лесю, поглядел, как тот ловко нарисовал первое крыло, и признал, что у него самого так бы не вышло.
– Тада я касить буду, – решил Мишка. Лесь кивнул, мол, ага – а сам увлечённо, осторожно начал рисовать второе крыло, изредка привставая, чтобы проверить, как оно со стороны смотрится.
Самолёт с такими крыльями получался лёгким, изящным и стремительным, чуть развернувшимся ве́рхом к зрителям, словно поворачивал в воздухе.
Мишка рядом с Лесем сопел, старательно раскрашивая белым – сам самолёт, а голубым – иллюминаторы.
