Эта нелепая ситуация настолько втемяшилась мне в голову, что я сел в лодку и еще раз сгонял к мосту, по пути то и дело выкрикивая имя своего капитана. Но и мальчишки (всего двое, самых стойких), оставшиеся на мосту, не видели Дыма.
В невыносимо тяжелом состоянии, с трудом ворочая веслом, я преодолел расстояние до стоянки и обессиленный лег перед палаткой. Все мои поиски прошли впустую. Но потом я подумал: в конце концов, куда бы Дым ни убежал, обратную дорогу он найдет всегда. Небо, к счастью, чистое, дождя не предвидится, его следы не размоет, а чутье и память ему не занимать. Единственная неприятность — темнота. Надо разжечь костер, чтобы моему другу было легче ориентироваться, когда он подбежит к реке.
Я подошел к месту, где был костер, и вдруг среди пепла увидел загадочную фигуру из головешек — нечто похожее на «запечатанное письмо» в игре «городки». Что за странная фигура? Что она означает? Случайное изображение или дело чьих-то рук? Пребывая в нервном возбуждении, я сразу заподозрил в фигуре скрытый умысел, но потом встряхнулся и осадил себя: не выдумывай всякую чушь! Подвинти мозги! Будь как Дым — он никогда не теряет разум!
Я запалил большой костер — наверняка вдоль берега его было видно за несколько километров. И просидел около него всю ночь в ожидании Дыма. Заслышав какие-либо шорохи, я вскакивал и звал своего друга, но когда смолкало эхо, стихали и шорохи. Несколько раз мне мерещилось — вон он бежит по берегу, у самой кромки воды, даже различимы светящиеся глаза…
— Дым! — восклицал я и устремлялся ему навстречу, но попадал в темную пустоту. Светящиеся глаза оказывались всего лишь светляками в траве.
С рассветом мое напряженное ожидание как-то притупилось, и я решил взглянуть на случившееся более взвешенно и прежде всего внимательно осмотреть стоянку.
Первое, что я обнаружил, это следы от мужских ботинок и рядом отпечатки собачьих лап — местами рытвины с метками от когтей и вырванные куски дерна. Меня прямо бросило в жар — в лагере явно произошло какое-то сражение! Наверняка Дым боролся с какими-то нападавшими, а поскольку он легко не сдается, борьба была тяжелой и долгой — слишком много следов. Понятно, в темноте я мог их не заметить, но при свете костра просто обязан был тщательно осмотреть всю стоянку! И как не догадался это сделать раньше?! Вместо этого пошел по легкому пути, решил — Дым отправился меня искать! А вначале и вовсе придумал глупость — он побежал копать железо, когда надо было охранять лагерь. Полный дурак, вот я кто! Старый, туго соображающий осел!
В жутком волнении (кровь просто бушевала в моих жилах) я находил все новые доказательства трагедии, которая разыгралась в мое отсутствие. В одном месте валялись обрывки плетеной веревки и сукастая ветка с клочком шерсти, в другом — сломанная палка с четкими отметинами от собачьих зубов. И наконец я обнаружил то, что давало разгадку всему — рваный лоскут с запекшимися каплями крови. Лоскут был оранжево-желтый — цвета рубашек леших!
Я кинулся в ельник за палаткой, куда ушли черные копатели. Там извивалась тропа, еле различимая в траве. Посматривая по сторонам, готовый к любым неожиданностям, я заспешил в глубь леса. Что с Дымом? Почему эти негодяи напали на моего друга? Куда его увели? Неужели хотят заставить искать трофеи? — страшные вопросы задавал я сам себе, ускоряя шаг и представляя события на поляне. «Хорошо, что не привязал Дыма к палатке, — пронеслось в голове. — Поводок стеснял бы его движения в борьбе с этими негодяями».
Теперь стало понятно, что и «запечатанное письмо» из головешек — не плод моего воспаленного воображения, а знак с издевкой: попробуй, мол, старый чурбан, распечатай! Попробуй теперь нас разыщи!
Вскоре ельник поредел, тропа поползла вниз, в заросли крапивы, потом снова вильнула наверх; когда я забрался на бугор, ельник кончился и передо мной открылись луга; у горизонта в рассветной дымке проглядывали крыши домов. Я припустился к жилью и без передышки бежал около часа, поранив о камни обе ступни.
Деревня оказалась маленькой — каких-то шесть-семь дворов; по улице хозяйки гнали коз и овец в луга.
— Скажите, здесь вчера были парни в оранжевых рубашках? — едва переводя дыхание, спросил я у худой старушки в сером платье (от волнения даже забыл с ней поздороваться).
— Были, как же. Но вроде уже уехали. Они у Насти останавливались, — старушка показала на свою ровесницу в сарафане, и крикнула: — Эй, Настена! Иди-ка сюда скоренько!
Подошла сарафановая Настя и подтвердила, что парни жили у нее неделю и накануне вечером уехали на автобусе.
— …И собаку увезли, — сказала Настя. — С реки, что ли, ее притащили, со связанной мордой.
— Куда они поехали? — задыхаясь, выпалил я.
— Вроде в Баландино.
— Что это?
— Поселок. От нашего Луково тридцать километров. Не так уж далеко.
— Когда туда пойдет автобус?
— Ой, милый! — замахали руками старушки. — Теперь только послезавтра. Он ходит два раза в неделю.
— А у кого-нибудь здесь есть машина, мотоцикл?
— Да что ты! Какая машина! Один старик на всю деревню. И тот еле ходит, — усмехнулась худая старушка, а ее подруга добавила:
