Самсон. О жизни, о себе, о воле. - [5]
– Все, Михалыч, заканчиваем! Просто поинтересовались, кого привезли, – ответил все тот же голос, который говорил со мной. – Ну, ничего, пацан, духом не падай, тюрьма – это еще не конец жизни. Держись! – Это были последние слова, которые я от него услышал в эту ночь.
Снова взобравшись на нары, я вдруг увидел на полированных досках какие-то надписи. Присмотревшись, понял, что это были своеобразные послания тех людей, которые сидели здесь до меня. «Кирпич. Статья сто сорок пятая часть вторая. Два года. Ухожу на зону на общий режим». Другая почти такая же: «Сиплый. Статья сто восьмая. Часть третья. Семь лет строгого. Менты козлы». Мне стало интересно, и я принялся читать все то, что мог найти не только на нарах, но и на корявых стенах. Иные надписи были сделаны авторучкой или карандашом, но многие из них арестанты просто выцарапывали каким-то острым предметом типа гвоздя. Спустя некоторое время я почувствовал, что меня стало клонить ко сну и, подложив руку под голову, задремал. Проснулся от стука в дверь. Открыв глаза, услышал громкий звук открывающегося замка. Следом прямо посередине двери открылось своеобразное окно, в котором показалось лицо Михалыча. Как я потом узнал, это окно называлось кормушкой, так как было предназначено для раздачи пищи заключенным.
– Кузнецов! Подойти для проверки!
Еще не до конца понимая, где я нахожусь и что вообще происходит, я сонными глазами повел вокруг.
– Кузнецов! Проснись! Подойди для проверки! – повторил вертухай.
Кормушка находилась на уровне пояса, и мне пришлось нагнуться, чтобы увидеть Михалыча. Для него это было обычное начало рабочего дня, и поэтому, увидев меня воочию, он преспокойно захлопнул перед самым носом кормушку и отправился дальше проводить проверку, оставив меня наедине с собственными мыслями. Все события прошлой ночи вихрем пронеслись в голове, и только тогда пришло полное осознание того, что же со мной произошло. Признаюсь честно, я почему-то не очень испугался. Мне казалось, что за такую кражу меня должны выпустить чуть ли не прямо сейчас, когда придет следователь. Все произошедшее мне казалось обычной детской шалостью. Ну, залез на склад, ну, своровал оттуда пару банок тушенки и палку конской колбасы. И что с того? Сажать-то за это не будут. Только вот я не знал, что дело было далеко не в тушенке и колбасе, а в самом факте кражи. Уже много позже до меня дошло, почему многие воры предпочитали не связываться с государством. Одно дело, когда ты обворовал какого-нибудь зажиточного еврея, и другое – когда посягнул на государственное добро. Статьи, по которым обвиняли в этих случаях, трактовались почти одинаково: кража личного имущества и кража государственного имущества с проникновением или без проникновения. Вот только если в первом случае предусматривалось наказание до пяти лет лишения свободы, то за кражу государственного имущества – до пятнадцати лет, а если в особо крупных размерах – то применялась высшая мера наказания или попросту расстрел. Но тогда я еще всего этого не знал и наивно надеялся, что меня просто пожурят и отпустят на все четыре стороны. Ближе к обеду за мной пришли. На этот раз это уже был молодой постовой в чине офицера.
– Кузнецов, на выход! Руки за спину! – прозвучала команда, когда открылась дверь.
Поначалу происходящее я воспринимал как некоторое приключение, но иллюзии быстро улетучились, когда я встретился со следователем.
– Присаживайтесь, гражданин Кузнецов, – каким-то усталым голосом предложил мужчина средних лет, в отличие от постовых одетый в гражданскую одежду.
На столе перед ним лежала тонкая папка, на которой большими буквами было написано: дело за номером таким-то.
Первым делом следователь представился:
– Моя фамилия Анищенко, зовут Станислав Никифорович, но ко мне вы можете обращаться только «гражданин следователь», – уточнил он. – Мне поручено вести ваше дело, и поэтому в ближайшее время нам с вами предстоит тесно общаться. У вас есть право отказаться по каким-либо причинам от моего участия и вам назначат нового следователя, но, думаю, у вас таких причин нет?
Это был даже не вопрос, а скорее утверждение.
– Нет, – ответил я спокойно, пожав плечами.
– Тогда приступим. Скажите, при каких обстоятельствах вы были задержаны этой ночью нашими сотрудниками?
Далее последовал мой краткий рассказ о том, как я решил залезть на склад магазина, что, собственно, и сделал.
– Значит, вы не отказываетесь от содеянного? – спросил следователь, записывая что-то на чистом листке.
– Нет.
– А вам известно, Кузнецов, что своими действиями вы нарушили закон и, в частности, совершили преступление, которое карается по статье восемьдесят девятой части третьей УК РСФСР?
– Нет, – снова повторил я.
– Так вот, независимо от того, знали вы или нет, но вы совершили это преступление, а значит, должны понести заслуженное наказание, возможно, даже связанное с лишением свободы, – добавил следователь, и меня как будто окунули в чан с холодной водой.
– Вы что хотите сказать, что меня могут посадить?! – вскинулся я.
– Статья восемьдесят девятая, часть третья предусматривает наказание в виде лишения свободы от шести до пятнадцати, – спокойно констатировал следователь.
В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.
Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.