Самсон. О жизни, о себе, о воле. - [3]

Только через несколько лет с Самсона были сняты все запреты. Но тут случилась новая оказия. Одна из прихожанок, будучи не совсем в здравом уме, оговорила Самсона, и на него завели уголовное дело, а монастырская власть учредила свой суд, вследствие чего Самсону было предложено снять свои монашеские одежды и покинуть монастырь. Гражданское же следствие было недолгим, и Самсона полностью оправдали. После этого он поехал в Москву к патриарху и обжаловал учиненные над ним жестокость и несправедливость. Патриарх вернул ему сан и право на служение, назначил пенсию и посоветовал выйти за штат. Самсон так и сделал. На одной из квартир в Москве он устроил домашнюю церковь, где встречался с людьми и проповедовал.

Жизнь вроде бы налаживалась, но тут новая напасть. У Самсона случился инсульт с левосторонним параличом и потерей речи. В постели он провел почти год. Не успел встать на ноги, как у него на квартире случилась большая кража. Были похищены все иконы и церковные принадлежности. Это был второй сильный удар для Самсона после инсульта. Потом произошел пожар на его зимней квартире. Тогда его спасли прихожане. Они вывели Самсона из пылающего дома. Но следующей зимой сгорела вторая дача. В двух пожарах сгорело почти все имущество Самсона. После этого здоровье иеромонаха сильно ухудшилось. Он показался врачам, и те обнаружили у него рак, саркому. Его прооперировали, и он одиннадцать дней пролежал в реанимации. Через месяц его выписали, но по прибытии домой ему снова стало плохо…

Он умер в Москве в своей квартире в тысяча девятьсот семьдесят девятом году.

Вот такая история, сын. Как видишь, у этого человека непростая судьба. Сейчас, по прошествии лет, я могу ее сравнить со своею судьбой. Мне тоже пришлось немало пережить, полжизни проведя в заключении…

Первый раз я попал за решетку, когда мне было всего шестнадцать лет. Не скажу, что это было сделано по глупости. Нет. Скорее всего, это было сделано по недопониманию. Тогда мне казалось, что я все продумал и все рассчитал. Но, как оказалось позже, я глубоко заблуждался. В жизни, сын, за все приходится платить, и по самой высокой цене. Если бы тогда мне кто-то смог объяснить, что меня ожидает в дальнейшем, возможно, я бы отказался от своей бредовой идеи. Но случилось то, что случилось, и с того момента моя жизнь в корне изменилась и пошла совсем по другому пути, уже независимо от меня самого. Я только старался подстраиваться под те обстоятельства, в которые попадал и в которые кидала меня моя новая, незнакомая для меня тюремная жизнь…»

Я отложил в сторону ручку и задумался. А стоит ли писать своему сыну о том, как порою нелегко приходится выживать на первых порах, попав в заключение? Писать ли о том, что та тюремная романтика, о которой так привыкли говорить на воле, на самом деле оказывается далеко не такой, какой ее себе представляют молодые люди, не побывавшие за решеткой? Наверное, стоит. Ведь в жизни тоже постоянно приходится бороться за место под солнцем. Так же часто ты оказываешься перед выбором – между добром и злом, выбираешь, кто тебе друг, а кто враг.

Неожиданно для себя я вспомнил, как много лет назад впервые переступил порог тюрьмы. Да и вообще, с чего все началось. Если цель тюрем – исправление человека, а не мстительная кара за совершенное преступление, то свобода должна дароваться человеку в момент его истинного духовного и нравственного исправления. Не раньше и не позже. Но у меня все получилось иначе…

* * *

Изо дня в день смотрел я на то, как мать работает сутки напролет, чтобы относительно сносно обеспечивать нашу семью, то есть меня и бабушку. И я решил для себя, что так я жить не хочу и не буду. Однажды случайно с одним из моих знакомых я побывал на квартире, где собиралась братва. Только тогда она еще так не называлась, а именовалась просто ворами. Это была так называемая хаза, где прятались от легавых, ели, пили, спали люди разных воровских профессий, начиная от карманников и заканчивая медвежатниками. Я попал туда по чистой случайности, но то, что я там увидел, запомнилось надолго. С виду неприметные люди, не похожие на тех богачей, которых мне приходилось видеть, спокойно пересчитывали пачки денег и раскладывали ювелирные украшения по тряпичным мешочкам. Большой круглый стол посредине комнаты был уставлен разной едой, которую большей частью я видел впервые. Икра, рыба, тушенка и даже мандарины… Мой кореш, с которым я попал на эту хазу, был вхож в нее, но за меня ему пришлось поручиться, иначе бы меня и на порог не пустили, не то что пригласили за стол с такими людьми. Когда воры немного выпили и закусили, один из них обратился ко мне:

– Чем живешь, малой?

Я не понял тогда его вопроса, а поэтому ответил как есть:

– С матерью живу и бабкой. Мать на заводе работает, а я по дому помогаю да в семилетку хожу.

– Значит, вдвоем у матери на шее сидите? Здоровый парень, а больше ничего не придумал, как за материн счет жить? – нехорошо так усмехнулся вор.

Признаюсь честно, обидели меня тогда его слова. Надулся я, как мышь на крупу, сижу, молчу.

– Да ты не обижайся, малой. На правду не стоит обижаться. Тебе просто надо решить для себя, как дальше жить. Либо, как твоя мать, всю жизнь на государство ишачить, либо пойти по другому пути, – он обвел глазами сидящих за столом. – Но только помни, что этот путь тоже непростой, и пока научишься чему-либо, много шишек набьешь.