Самозванка - [18]
– Каковъ у меня внучекъ-то, Коля? – спросила Ольга Осиповна у Салатина.
– Молодецъ мужчина!… Вамъ сколько лѣтъ, Вася?
– Пятнадцать…
– Совсѣмъ кавалеръ!…
Салатинъ замѣтилъ, что Вася очень застѣнчивъ, и, оставивъ его пока въ покоѣ, сталъ говорить съ бабушкою.
Говорилъ Салатинъ хорошо, – такъ и лилась у него рѣчь и не ломанная рѣчь, уснащенная множествомъ иностранныхъ словъ, а чисто-русская, образная, плавная, московская рѣчь. И голосъ у молодого человѣка былъ пріятный, звучный, симпатичный.
XI.
Салатинъ говорилъ о своемъ путешествіи заграницу, разсказывалъ много интересныхъ вещей о Франціи, Англіи, Германіи и не рисовался своими знаніями и наблюденіями, а разсказывалъ такъ, точно домъ свой описывалъ, точно про Замоскворѣчье говорилъ.
– Да, хорошо, тетушка, поѣздить по чужимъ краямъ, многому научишься и жить весело, а все же домой тянетъ, словно въ Москвѣ-то магнитъ!… На что бы, кажется, лучше въ Италіи, – прямо таки Богомъ благословенная страна, а я бросилъ ее, да вотъ и прискакалъ въ Москву!… И у всего-то русскаго народа эта кошачья привязанность къ родинѣ, къ домишку своему, право. Англичанинъ рыщетъ по бѣлу свѣту – и хоть бы поскучалъ о родинѣ. Нѣмецъ – тотъ, гдѣ хочешь, уживется и только толстѣетъ отъ чужихъ хлѣбовъ, а русскій все домой норовитъ!…
– Лучше все у нихъ, у заграничныхъ-то, Николаша? – спросила бабушка.
– Что лучше, а что и хуже. Много такого хорошаго, что и намъ бы не худо занять, a то есть и хорошіе, да намъ не по шерсти. Ну, много и худого, a живутъ вотъ всѣ чище нашего, насчетъ этого у нихъ строго, за то и не такъ хлѣбно, какъ у насъ. Въ Лондонѣ, напримѣръ, въ столицѣ англійской, богачей не пересчитаешь, а рядомъ съ ними бѣднота такая живетъ, что дѣти съ голоду мрутъ. У насъ бѣднякъ или лѣнтяй и денегъ насобираетъ, коли съ рукой пойдетъ, а ужъ кусокъ хлѣба-то въ каждой булочной, въ каждой лавкѣ дадутъ; ну, а у нихъ безъ церемоній прогонятъ и безъ денегъ хлѣба не дадутъ!…
– Любопытно все же поѣздить по свѣту, на людей поглядѣть, – замѣтила бабушка. – Вотъ когда умру, Вася съ тобой поѣздитъ, покажешь ему все…
Салатинъ съ улыбкой взглянулъ на Вѣру.
– Желали бы, Вася, поѣздить?
– Да… Вы такъ много интереснаго наговорили, что поневолѣ захочешь своими глазами на все это поглядѣть. Въ книжкѣ этого не вычитаешь.
– А вы читаете книжки?
– Да.
– Доброе дѣло. Если любите читать, я вамъ много книгъ буду давать.
– Только не зачитался бы очень, не свихнулся бы, – замѣтила бабушка. – Вонъ, Настасья отъ книжекъ то совсѣмъ какая-то изступленная сдѣлалась…
Салатинъ засмѣялся.
– Изступленная? – повторилъ онъ. – Я помню Настеньку, помню „модную барышню“… Чай, совсѣмъ невѣста теперь и похорошѣла, я думаю?
– Чего ужъ лучше!… Миликтриса Кирбитьевна [2] чистая, только невѣста то безъ мѣста, все еще въ дѣвкахъ сидитъ… Съ Васей очень ужъ дружна, и дружба эта мнѣ не по душѣ: не научитъ ничему путному эта вертячка…
– Вася, я думаю, отличитъ хорошее отъ дурнаго… Неправда ли, Вася?
Салатинъ снова обратился къ дѣвушкѣ и изъявилъ желаніе посмотрѣть жилище новаго пріятеля и родственника.
Николай Васильевичъ былъ сынъ очень богатаго фабриканта, нажившаго громадное состояніе исключительно упорнымъ трудомъ, неутомимою энергіею и, пожалуй, счастливо сложившимися обстоятельствами. Началось дѣло, развившееся въ громадное предпріятіе, съ пустяковъ, съ грошей. Салатинъ былъ просто-напросто землепашецъ. Обрабатывая землю лѣтомъ, зимою онъ ткалъ полотна вмѣстѣ съ женою и младшими братьями на ручныхъ станкахъ и сбывалъ ихъ въ Москвѣ то по лавкамъ, то по домамъ. Дѣло давало порядочно, и семья жила зажиточно, но до богатства было еще далеко. Какъ то, продавъ кусковъ десять очень добратнаго, хорошо отработаннаго полотна купцу, Салатинъ получилъ отъ этого купца заказъ на довольно значительное количество того же полотна, при чемъ купецъ далъ ему авансомъ рублей пятьсотъ для покупки новыхъ станковъ и вообще для расширенія дѣла. Честно выполнивъ порученіе, Салатинъ сталъ получать заказовъ все болѣе и болѣе, такъ что работалъ уже не въ пятеромъ, какъ бывало, а имѣлъ человѣкъ двадцать ткачей изъ своихъ односельцевъ, съ которыми разплачивался „по-божески“, и которые охотно работали на него, улучшая свое благосостояніе.
Это, впрочемъ, не радовало Салатина, такъ какъ на ряду съ благосостояніемъ крестьянъ росло и паденіе ихъ нравовъ.
Переходя въ лучшія избы, заводя картины, лампы, зеркала и самовары, крестьяне словно оставили въ старыхъ домахъ своихъ чистоту нравовъ, патріархальность и пріобрѣтали физіономію фабричныхъ, самый не симпатичный типъ на Руси.
Салатинъ, русскій человѣкъ въ душѣ, хорошій христіанинъ, вѣрный сынъ церкви, съ ужасомъ видѣлъ, что народъ, пріобрѣтая благосостояніе, становился менѣе религіознымъ, быть можетъ, потому, что сытая жизнь влечетъ его къ разгулу. Наблюдая все это, Салатинъ все больше и больше проникался намѣреніемъ прикончить фабрику и стать земледѣльцемъ, зная, что только въ „матушкѣ землѣ“ спасеніе русскаго человѣка…
Уѣздный городъ, близъ котораго было родное село Салатина, славился льняными базарами, и въ Филипповъ постъ [3] туда свозилось громадное количество льну, какъ гуртомъ, такъ и мелкими партіями. Покупателями льна были мѣстные фабриканты, въ рукахъ которыхъ и сосредоточивалась вся льняная торговля края. Въ числѣ крупныхъ продавцевъ льна былъ нѣкто Иголкинъ, купецъ стараго закала, милліонеръ и то, что называется „кряжъ“, то есть – съ желѣзною волею, съ упрямствомъ неописаннымъ и съ правомъ неукротимымъ. „Какъ хочу такъ и ворочу“, говоритъ про того человѣка простой народъ, опредѣляя его характеръ.
В один московский день 1822 года появилась в лавке купца Ивана Анемподистовича Латухина красавица-девица, пришедшая купить отрез полотна. И увидав ту девицу, влюбился купец до беспамятства. Да вот беда — девица-то оказалась крепостной. Прежде чем жениться на ней, надо бы ее выкупить, а то и сам крепостным окажешься... Но вот кто ж продаст такую-то красавицу?..
Восемнадцатый век. Казнь царевича Алексея. Реформы Петра Первого. Правление Екатерины Первой. Давно ли это было? А они – главные герои сего повествования обыкновенные люди, родившиеся в то время. Никто из них не знал, что их ждет. Они просто стремились к счастью, любви, и конечно же в их жизни не обошлось без человеческих ошибок и слабостей.
Они вдохновляли поэтов и романистов, которые их любили или ненавидели – до такой степени, что эту любовь или ненависть оказывалось невозможным удержать в сердце. Ее непременно нужно было сделать общим достоянием! Так, миллионы читателей узнали, страсть к какой красавице сводила с ума Достоевского, кого ревновал Пушкин, чей первый бал столь любовно описывает Толстой… Тайна муз великих манит и не дает покоя. Наташа Ростова, Татьяна Ларина, Настасья Филипповна, Маргарита – о тех, кто создал эти образы, и их возлюбленных читайте в исторических новеллах Елены Арсеньевой…
Ревнует – значит, любит. Так считалось во все времена. Ревновали короли, королевы и их фавориты. Поэты испытывали жгучие муки ревности по отношению к своим музам, терзались ею знаменитые актрисы и их поклонники. Александр Пушкин и роковая Идалия Полетика, знаменитая Анна Австрийская, ее английский возлюбленный и происки французского кардинала, Петр Первый и Мария Гамильтон… Кого-то из них роковая страсть доводила до преступлений – страшных, непростительных, кровавых. Есть ли этому оправдание? Или главное – любовь, а потому все, что связано с ней, свято?
Эпатаж – их жизненное кредо, яркие незабываемые эмоции – отрада для сердца, скандал – единственно возможный способ существования! Для этих неординарных дам не было запретов в любви, они презирали условности, смеялись над общественной моралью, их совесть жила по собственным законам. Их ненавидели – и боготворили, презирали – и превозносили до небес. О жизни гениальной Софьи Ковалевской, несгибаемой Александры Коллонтай, хитроумной Соньки Золотой Ручки и других женщин, известных своей скандальной репутацией, читайте в исторических новеллах Елены Арсеньевой…
Историк по образованию, американская писательница Патриция Кемден разворачивает действие своего любовного романа в Европе начала XVIII века. Овдовевшая фламандская красавица Катье де Сен-Бенуа всю свою любовь сосредоточила на маленьком сыне. Но он живет лишь благодаря лекарству, которое умеет делать турок Эль-Мюзир, любовник ее сестры Лиз Д'Ажене. Английский полковник Бекет Торн намерен отомстить турку, в плену у которого провел долгие семь лет, и надеется, что Катье поможет ему в этом. Катье находится под обаянием неотразимого англичанина, но что станет с сыном, если погибнет Эль-Мюзир? Долг и чувство вступают в поединок, исход которого предугадать невозможно...
Желая вернуть себе трон предков, выросшая в изгнании принцесса обращается с просьбой о помощи к разочарованному в жизни принцу, с которым была когда-то помолвлена. Но отражать колкости этого мужчины столь же сложно, как и сопротивляться его обаянию…