Самозванец - [6]

— Рад я. такому совпадению, — просиял государь. — Федор Никитич был добрым боярином и в монастырской своей жизни заслужил похвалу от многих. Каков до Бога, таково и от Бога.

На радостях никто не вспомнил о митрополите Кирилле, которого сгоняли с ростовской митрополии ни за что ни про что. Может быть, и вспомнили бы, но царь Дмитрий сыпал милостями только рот разевай: двух Шереметевых в бояре, двух Голицыных в бояре, туда же Долгорукого, Татева, Куракина. Князя Лыкова в великие кравчие, Пушкина в великие сокольничье.

— Я прошу Думу вспомнить еще об одном несчастном, — продолжал Дмитрий Иоаннович, — о всеми забытом невинном страдальце, о царе, великом князе тверском Симеоне Бекбулатовиче. Его надо немедля вернуть из ссылки и водворить на житье в Кремлевском дворце.

Он выстрадал положенные ему царские почести.

Дума снова была изумлена широтою души государя и совсем уж изнемогла, когда было сказано:

— Шуйских тоже надо вернуть. Они сами себя наказали за непочтение к царскому имени. Надеюсь, раскаянье их шло от сердца. Мне незачем доказывать всякому усомнившемуся, что я тот, кто есть. Шапку Мономаха Бог дает. Он дал ее мне. А теперь обсудите сказанное, у меня же приспело дело зело государское — надо испытать новые пушки.

5

Пушки стояли на Кремлевском холме. Государь явился к пушкарям всего с двумя телохранителями.

— А ну-ка показывайте, чем разбогатели.

Две пушки были легкие, а третья могла палить ядрами в пуд весом.

Дмитрий Иванович велел поставить цели. Пушки зарядил сам, сам и наводил, слюнявя палец, определяя силу и направление ветра. Три выстрела три глиняных горшка разлетелись вдребезги.

— А теперь вы! — приказал государь. — Пушки отменные.

Когда все три пушкаря промазали, поскучнел, но тотчас окинул цепким взглядом всех; кто был при пушках.

Подозвал самого молодого.

— Видел, как я навожу?

— Видел, государь!

— Наводи.

Получился промах.

— Еще раз наводи!

Пушка тявкнула, горшок рассыпался.

— Молодец!

Вытащил кошелек.

— Всем, кто попадет с первого раза полтина, со второго — алтын.

Стрельба пошла азартная. На три рубля пушкари настреляли.

— Будьте мастерами своего дела, и я вас не оставлю моей милостью. Слава государей в их воинах. Без доброго, умелого воинства государства не только не расширить, но и своих границ не удержать. Вы — моя сила, а врагам моим — гроза.

Пахнущий порохом, веселый, счастливый вернулся во дворец обедать. После обеда, пренебрегая древним обычаем — полагалось поспать хорошенько отправился в город, в лавки ювелиров.

Ходить без денег по лавкам — все равно что на чужих невест глазеть. Поморщась, повздыхав, Дмитрий Иоаннович заглянул-таки к своему Великому секретарю и надворному подскарбию, к Афоньке Власьеву, а тот заперся, притворяясь, что его нет на месте. Дмитрий, распалясь, двинул в дверь ногою, задом бухнул.

— Афонька! Я тебя нюхом чую! Отведаешь у меня Сибири, наглая твоя рожа!

Заскрежетал запор, дверь отворилась, и благообразный муж, умнейший дьяк царей Федора и Бориса, предстал пред новым владыкою в поклоне, со взглядом смиренным, но твердым.

Гнев тотчас улетучился, и Дмитрий, заискивая, косноязычно принялся нести околесицу.

— В последний раз, друг мой Афоня! Господи, что же ты некрепкий такой? В другой раз приду — не пускай.

Сибирью буду грозить, а ты не бойся. «Тебе нужна Сибирь, ты и поезжай!» Скажи мне этак, я и опямятуюсь. А сегодня изволь, дай, как царю. Твоя, что ли, казна? Не твоя. Я, Афоня, обещал одному купцу. Он из-за моря ко мне ехал. Можно ли царю маленького человека обмануть? Ведь стыд! Стыд?

— Стыд, — вздохнул, соглашаясь, Власьев, покрестился на Спасов образ, отомкнул ларь с деньгами. — Казна, государь, едва донышко покрывает.

— Ничего. Сегодня нет, завтра будет.

— Да откуда же?

— Вы-то на что? Дьяки думные. Секретари великие!

Шевелить надо мозгами! Такая у вас служба — мозгами шевелить!

Власьев достал мешочек с монетами и призадумался.

Дмитрий взял мешочек одною рукою, короткой, а длинною залез в ларец и хапнул сколько хапнулось.

— Пощади, государь!

— Сказал тебе, думай! Думай! Дураки какие-то! Одни дураки кругом! — и не оглядываясь, опрометью выскочил к своим телохранителям. — Пошли, ребята!

6

Блестящие камешки завораживали.

— Не чудо ли? — спрашивал своих телохранителей Дмитрий. — На один этакий камешек большая деревня может сто лет прожить припеваючи.

Купцы-персы, прослышав о мании русского царя, привезли и то, что в небе сверкает, и то что в океане тешит морского царя. Из всего великолепия Дмитрий безошибочно избрал самое драгоценное. Не спрашивая цены, сгреб с прилавка три дюжины корундов, от кровяно-красных до бледно-розовых, от небесно голубых до глубинных сине-черных цветов морской пучины, от нежно-золотистых утренних до оранжево-закатных предночных.

Дмитрий выложил все деньги, которые были с ним, но камешки оказались куда как дороже!

— Я даю тебе вексель! — истовый покупатель не мог отступиться от такой красоты.

Подписал с царскою небрежностью огромную сумму, скинув четвертую часть цены. Купец сокрушенно покачал головой и отодвинул от себя деньги и вексель.

— Будь по-твоему! Вот тебе еще один! — Дмитрий подписал ровно на запрос, но прихватил с лавки прозрачно-зеленый кристалл аквамарина величиною с пирожок.