Самолет подбит над целью - [19]
Полицай, хватая Георгия за ноги, продолжал всхлипывать:
— Не убивайте, детки у меня, не убивайте...
Георгий отвел в сторону автомат, уже поднятый танкистом для выстрела.
— Нас здесь двое, советских людей двое. Мы имеем право судить изменников. Мы решили расстрелять тебя за предательство, за убийство человека. — Георгий не почувствовал, как полицай вытащил нож из-за голенища его валенка. — Именем Союза Советских...
В этот момент полицай, словно выпрямившаяся пружина, вскочил на ноги, и в лунном свете блеснуло над Карловым стальное лезвие. Но танкист уже нажал курок автомата — в то же мгновение барабанной дробью рассыпалась короткая очередь. Выронив нож, полицай замертво повалился в снег к ногам летчика.
Лошадь шарахнулась в сторону. Георгий поднял с дороги шинель и ремень, обыскал карманы убитого и взял его документы. Затем вместе с танкистом они оттащили труп от дороги и забросали снегом.
В санях, когда лошадь трусила по дороге в сторону фронта, Георгий отдал новому знакомому шубу, а сам надел шинель полицая. Танкист обнял и расцеловал Карлова.
— Теперь я ваш конвоир, — улыбнулся Георгий, затягивая ремень на шинели.
— Мне о таком конвое только мечтать можно было, — горячо и страстно заговорил танкист. — Не долго мне жить оставалось. Сгноили бы в карцере или собаками затравили, гады. Вы же мне жизнь спасли. — Голос его сорвался. Видно, только теперь он начал осознавать все случившееся.
— Вы тоже в долгу не остались, так что мы квиты. А куда вас везли?
— Кажется, на станцию Пролетарская. Там у них тюрьма при полиции. Немцы полицаям награды дают за поимку нашего брата... Теперь-то мы живем! — Танкист бережно поднял советский автомат. — Я два дня ничего не ел, но ни за какой хлеб не променял бы вот это. Дайте его мне, я буду партизанить у вас.
— Возьмите. К моей новой шинели больше этот подходит, — Георгий кивнул на трофейный автомат.
— Спасибо. Теперь мстить. За все буду мстить! Второй раз живым меня не взять. Можете поручать мне любое задание.
— А я ведь не партизан. Я летчик. Сбили на днях. Теперь, как и вы, пробираюсь к своим.
Танкист, еще не веря, посмотрел на Карлова.
— Значит, опять пробираться, — хрипло произнес он. — А я-то думал, что уже у своих, у партизан то есть...
Они долго ехали на северо-восток, сворачивая с одной дороги на другую, минуя населенные пункты и большаки. Сплошная облачность затянула небо. Начался снегопад. Промерзнув, они часто соскакивали с саней и бежали рядом с лошадью, чтобы согреться.
— Если б не вы, отморозил бы я ноги. Уж очень сильно стянули мне их веревками, — сказал танкист, выбравшись из саней для очередной пробежки.
— А что у вас на ногах?
— Деревянные самоделки. Лагерные еще.
Откуда-то сбоку надвигался гул движущихся танков.
Карлов с тревогой прислушивался.
— Может, свернем?
— Проскочим, — сказал танкист, — Они далеко еще.
Внезапно впереди, совсем близко, сверкнул фонарик. — Halt! Wer geht?[1] — раздался окрик.
— Бегите! — успел шепнуть Карлов.
Танкист прыгнул в сторону и растаял в темноте. Отступать Георгию было поздно и некуда. На перекрестке дорог его остановили немецкие солдаты-регулировщики. С боковой дороги уже близко слышался лязг гусениц.
С трудом сдерживая дрожь, Георгий вытащил документы убитого предателя.
— Их полицай, их полицай, — повторял он.
Светя фонариком, один из регулировщиков разглядел в санях немецкий автомат и махнул рукой, пропуская лошадь.
— Schnell! Schnell![2] —заторопил он.
Проскакав с полкилометра, Георгий натянул вожжи и остановил лошадь. На лбу выступал пот. Спину холодила влажная рубашка.
«На этот раз проскочил, — подумал он. — А где же танкист?» — Ждать ночью в степи человека было бессмысленно. И, рискуя в любую минуту наскочить на врага, Георгий повернул лошадь назад. До боли в глазах вглядывался он в степь.
Гул и лязг проходящих совсем рядом танков резал уши. Георгий посмотрел на светящуюся стрелку компаса. Танки двигались на юг, к железной дороге.
Наконец колонна проползла. Георгий услышал треск двух заведенных мотоциклов и, дождавшись, когда регулировщики уехали, погнал лошадь через дорогу, туда, где исчез танкист. Около часу кружил он в районе этого перекрестка. Звал, кричал в темноту и, затаив дыхание, ждал отклика. Но до него доносилось лишь удаляющееся эхо собственного голоса да откуда-то с востока далекий неумолкаемый гул артиллерийской канонады.
Как неожиданно эта тревожная ночь подарила ему товарища, так же вдруг она поглотила его в темноте.
«С автоматом танкист не пропадет, наверно, он в одиночку пробирается к своим», — решил Георгий и двинулся на восток.
Уже много километров осталось позади. Лошадь устала и еле тащилась. Где-то совсем близко тишину прорезали автоматные очереди. Справа у горизонта облака окрашивались в оранжевый цвет: там полыхало зарево большого пожара. Впереди слышался лай собак. Карлов хотел было повернуть измученную лошадь в степь, в объезд станицы, но раздумал. Он бросил вожжи и вылез из саней.
Чуя близость жилья, умное животное медленно потащилось по дороге.
А Карлов повесил на шею трофейный автомат и зашагал в степь. За ночь он проехал километров сорок, а то и больше, и линия фронта, представлялось ему, где-то близко.
