Самодержавие и либерализм: эпоха Николая I и Луи-Филиппа Орлеанского - [49]
Действия России по подавлению Польского восстания вызвали резкую критику среди европейской общественности. В Париже и Лондоне осуждение со стороны интеллектуалов вылилось в волну настоящей ненависти ко всему русскому. Французские газеты яростно обрушились на Россию с оскорблениями. В парламенте лидеры «партии Движения» требовали интервенции французской армии, дабы устранить последствия постыдного раздела Польши[340]. Несколько раз толпа угрожала разбить стекла в здании российского посольства. Французский консул в Ницце Барон Маскле писал 3 февраля 1831 г.: «Говорят, что все русские должны будут покинуть Францию, где парижане, охваченные энтузиазмом, вызванным варшавским восстанием, охотно распевают “Варшавянку” Делавиня…»[341]
Кузен посла Австрийской империи в Париже граф Р. Аппоньи записал в своем дневнике 19 сентября: «Никогда я еще не видел Париж в подобном возбуждении. Умы были разделены между желанием сохранить порядок и стремлением оказать помощь полякам, поскольку еще верили, что король может найти выход из положения»[342].
Манифестации в поддержку поляков продолжались в Париже и в последующие месяцы. В декабре состоялась массовая демонстрация в честь французского генерала Дж. Раморино, который в ноябре 1830 г. был в Варшаве и принимал участие в восстании, командуя 20-тысячным корпусом.
После подавления восстания Франция, наряду с Великобританией, стала одним из центров польской эмиграции. К концу 1831 г. в Париже находилось 80 поляков, бывших депутатов, сенаторов, журналистов. На 1 января 1832 г. во Франции насчитывалось уже 2828 польских эмигрантов[343]. Именно тысячи эмигрировавших в Европу участников Польского восстания сыграли значительную роль в создании образа России как варварского, деспотичного государства, непосредственно угрожающего свободе европейцев[344]. Консервативная политика Николая дисгармонировала с доминировавшим в Европе курсом на либерализацию. Россия с ее приверженностью традиционным ценностям олицетворяла для европейцев старый порядок. Русофобские публикации, к которым были причастны поляки, появлялись во Франции на протяжении 1830-х – 1840-х гг. В отчете III отделения за 1845 г. сообщалось: «…распространению клевет и лжей на Россию способствуют польские выходцы; они участвуют и в составлении французских пасквилей: это обнаруживается, между прочим, из того, что в статьях и книжках с клеветами на Россию все иноязычные собственные имена искажены и только польские имена написаны правильно…»[345]
В парижском Отеле Ламбер князь Адам Чарторыйский, когда-то один из «молодых друзей» императора Александра I и российский министр иностранных дел, в апреле 1832 г. создал «Литературное общество», постоянный очаг распространения неприязни к России. Это был один из тех центров польской эмиграции, которые, как отмечалось в отчете III отделения, «возжигают искры восстания в Галиции и княжестве Познанском, покушаются умножить в Царстве Польском и Западных губерниях идеи о новом мятеже и склонить в свою пользу умы значительнейших помещиков того края»[346].
В это же самое время польский поэт Адам Мицкевич создал свой образ «Руси-тройки», подхваченный Александром Герценом и бытующий в литературе по сей день: «Кибитка несется. Жандарм кулаком/Дубасит возницу. Возница кнутом/Стегает наотмашь солдат, свирепея. /Беги, или кони собьют ротозея…»
В 1835 г. польский вопрос вновь стал одним из обсуждаемых в Европе и спровоцировал новый всплеск русофобии. На сей раз это было связано с выступлением императора Николая I в Варшаве. Восстание в Польше стало для императора наглядным примером того, к чему приводят парламент и конституционная монархия. В завещании сыну Александру, написанном в 1835 г., император прямо указывал: «Не давай никогда воли полякам; упрочь начатое и старайся довершить трудное дело обрусевания сего края, отнюдь не ослабевая в принятых мерах»[347].
Выступая 5 октября 1835 г. в Лазенковском дворце перед депутацией польских горожан, Николай заявил: «Если вы будете упрямо лелеять мечту отдельной, национальной, независимой Польши и все эти химеры, вы только накличете на себя большие несчастия. По повелению моему воздвигнута здесь цитадель, и я вам объявляю, что при малейшем возмущении я прикажу разгромить ваш город, я разрушу Варшаву и уж, конечно, не я отстрою ее снова». Император добавил: «Мне тяжело говорить это вам, очень тяжело Государю обращаться так со своими подданными, но я говорю это вам для вашей собственной пользы. От вас, господа, зависеть будет заслужить забвение происшедшего. Достигнуть этого вы можете лишь своим поведением и своею преданностью моему правительству»
