Самодержавие и конституция - [71]

Многое зависело от его председателя. Долгие годы в этом кресле сидел М. Г. Акимов, который скончался вскоре после начала войны – 9 августа 1914 года. Новым председателем 15 июля 1915 года был назначен А. Н. Куломзин, своего рода компромиссная фигура. Например, «конституционалиста» И. Я. Голубева нельзя было назначить, не раздразнив правых. Куломзин же умело маневрировал между противоположными флангами. Тем не менее новый председатель казался правым чересчур либеральным и даже настоящим оппозиционером.

В правительственных кругах задумались, как вернуть Государственный совет к предписанной ему роли охранителя закона и порядка. В ноябре 1916 года товарища председателя Государственного совета И. Я. Голубева вызвали к императрице, которая отчитала его за радикализм коллег. Спустя месяц был намечен новый председатель совета – бывший министр юстиции, человек безусловно правых убеждений И. Г. Щегловитов. В беседе с А. Д. Протопоповым он жаловался на «полевение» Государственного совета. Щегловитов настаивал на назначении 15 благонадежных лиц в состав «высокого собрания». Просьба Щегловитова была удовлетворена. В январе 1917 года император сменил 17 назначенных к присутствию членов Государственного совета, что неприятно поразило даже правых. Столь существенных встрясок «звездная палата» еще не переживала. В итоге, по словам Ю. А. Икскуля фон Гильдебандта, «в Государственном совете образовалось крепкое „зубровое большинство“, с храброй бестактностью идущее на конфликт с Государственной думой».

Прогрессивный блок

Депутаты и министры не слишком доверяли друг другу даже тогда, когда вроде бы договорились на время забыть о разногласиях. В конце августа 1914 года думская оппозиция предрекала «неизбежность народного „прогрессивного“ или даже революционного движения вслед за окончанием войны», которое ожидалось при любом исходе военных действий. У правительства был шанс избежать этого, сотрудничая с Думой, идя навстречу ее требованиям. В этой связи депутаты не спешили вступать в конфликт с администрацией, так как любая соответствующая акция могла быть «окрашена правительством в антипатриотический цвет».

Правительство с подозрением смотрело на Думу. По словам весьма информированного П. П. Мигулина, в сентябре 1914 года в Совете министров решили не созывать депутатов, опасаясь их оппозиционных выступлений. Следовательно, все чаще приходилось прибегать к чрезвычайно-указному праву. Тем не менее бюджет должна была принимать Дума, которую рано или поздно пришлось бы собрать. В правительстве понимали, что, созвав депутатов, надо предложить им повестку дня – иначе они предложат свою.

Однако правительство с этой задачей не справилось, проявив политическую беспомощность, которая отнюдь не подразумевала враждебности по отношению к Таврическому дворцу. Перед открытием сессии, 26 января 1915 года, собралось частное совещание комиссии по военным и морским делам. На нем присутствовали руководители ведомств, которые по большей части были расположены к сотрудничеству с депутатами. По воспоминаниям П. Н. Милюкова, исключение составили военный министр В. А. Сухомлинов и министр внутренних дел Н. А. Маклаков. Последний был особенно груб, что поразило даже его коллег. В ходе совещания И. Л. Горемыкин получил записку от Родзянко с просьбой хоть как-то смягчить всеобщее «отвратительное впечатление». Премьер это сам понимал и в конце заседания произнес несколько примирительных слов.

На открытии сессии присутствовали все министры, которые давали объяснения по статьям бюджета. Один из депутатов писал домой 27 января 1915 года: «Министерства с нами были очень милы и любезны. Некоторые из наших, конечно левых, все же их понемножку за пейсы драли и правды было много высказано, но так как это было общение Думы с правительством, то весь вечер был проведен в духе примирительном. Министры давали на многие вопросы объяснения и даже во многом винились и много заявлений приняли к делу».

Январская сессия была скоротечной, но диалог между правительством и Думой тогда не закончился. Он внушал депутатам оптимизм. От имени правительства его вел Кривошеин, который в частных беседах выступал даже за расширение контрольных полномочий Думы. В феврале 1915 года он предложил обсудить в Совете министров вопрос о введении думского контроля за деятельностью правительственной администрации. По его мнению, это было необходимым условием победы.

Вопреки изначальным ожиданиям, война затягивалась. Весной 1915 года Россия потерпела серьезные поражения. Депутаты не хотели быть в стороне от этих роковых событий. Они просили о скорейшем созыве Думы. С продвижением линии фронта на восток в Думе крепло убеждение, что политические реформы – дело скорого будущего. Ходили разговоры, что уже в июне 1915 года Родзянко планировал сформировать новое правительство. В июле он обсуждал с сотрудниками канцелярии свое будущее назначение премьер-министром. Родзянко об этом серьезно думал и решил, что примет предложение, если одновременно станет министром внутренних дел.

Заметно радикализировались даже правые депутаты, тем более представители центра. В августе 1915 года националист А. И. Савенко заявлял французскому послу М. Палеологу: «Революция такая, какую я предвижу, какой я желаю, будет внезапным освобождением всех сил народа, великим пробуждением славянской энергии. После нескольких дней неизбежных смут, положим даже – месяца беспорядков и парализованности, Россия встанет с таким величием, какого вы у нас не подозреваете». Согласно воспоминаниям генерала А. И. Верховского, в 1914 году А. И. Гучков говорил о пользе революции в России: «Я начинаю думать о невозможности выйти из положения обычными средствами. Только перевернув все верх ногами можно создать условия, при которых Россия может отстоять свою независимость и право на самостоятельное существование». Конечно, было бы лучше, считал Гучков, если бы получилось сформировать ответственное перед Думой правительство, а во главе армии оказались бы Алексеев или Брусилов. «Но пока шансов на это мало. Император упорен и хитер».