Самодержавие и конституция - [73]

В Прогрессивный блок вошли сторонники разных взглядов: кадеты, прогрессисты, октябристы, Партия центра, прогрессивные националисты. Блок поддерживали крайне левые и Польское коло. Иными словами, из 397 депутатов, заседавших в Думе к сентябрю 1915 года, 236 состояли в Прогрессивном блоке. В Государственном совете он мог рассчитывать на поддержку группы центра и академической группы. Расклад политических сил менялся, что оценили не все члены правительства. В августе 1915 года И. Л. Горемыкин ставил вопрос о будущих рабочих беспорядках. С. Д. Сазонов возражал ему, призывая обратить внимание на «беспорядки» в Думе. «Это все равно», – заметил премьер-министр. «Не все равно, ибо иначе управлять страной нельзя», – парировал Сазонов.

Некоторые министры знали, о чем говорили. На квартире государственного контролера П. А. Харитонова члены Прогрессивного блока встретились с министрами, которые отчасти одобрили программу оппозиции, включая пункт о «правительстве общественного доверия». Более того, по предложению Кривошеина кабинет отметил, что «намеченная Прогрессивным блоком программа не встречает серьезных возражений, но Совет министров, не будучи в своем нынешнем составе единодушным, не может брать на себя задачу ее осуществления». Даже Горемыкин не возражал против этой резолюции, но настаивал на роспуске Думы, что и было сделано. Ее распустили на каникулы 3 сентября 1915 года.

Это вызвало однозначную реакцию общественности. 7 сентября в Москве собрались съезды Всероссийских земских и городских союзов. Председательствовавший князь Г. Е. Львов так охарактеризовал положение: «Как светильник в темном лабиринте событий, Государственная дума все время обещала выход из него. И мы не можем не признать, что этот перерыв ослабляет дело нашей обороны, ослабляет армию. Столь желанное всей страной мощное сочетание правительственной деятельности с общественной не состоялось. Но сознание необходимости взаимного доверия… только усилилось». Подобное заявление только подчеркивало, что Дума – это не только и не столько депутаты, это еще общественные настроения и организации, имущественные и корпоративные интересы, которые так или иначе проглядывали за Таврическим дворцом. Народным избранникам порой казалось, что они ведут за собой общественность; более того, что они и есть общественность. Тогда, осенью 1915 года, земская Москва заставила многих усомниться в том, кто был ведущий, а кто – ведомый.

К этому времени Львов был признанным лидером общественного движения. Родзянко даже не скрывал своей зависти на этот счет. В Думе говорили: «Сейчас князь Львов – некоронованный король всех общественных организаций. Родзянко же сам хочет играть первую скрипку, считая, что председатель Государственной думы – глава и руководитель общественных сил, поэтому он везде и всюду интригует против нас. Но для интриги нужен ум, а им-то Бог не наделил Родзянку, и его попытки подкопаться под нас кончаются полным фиаско». О влиянии Львова и его Всероссийского земского союза говорили в Государственном совете, например П. Н. Дурново: «Власть постепенно переходит из слабых рук в твердые, но „которым иметь власть не подобает“». Депутат А. Н. Хвостов, который вскоре стал министром внутренних дел, соглашался с Дурново, однако полагал, что снабжение армии нельзя доверить правительству, и предлагал, чтобы за это отвечал Всероссийский земский союз.

Возвышение князя Львова не нравилось многим и в Думе. Н. А. Хомяков полагал, что он «герой рекламы и совершенное ничтожество». Подобным образом отзывался о Львове и князь С. С. Волконский: «Это и бездарный, и дурной человек. А между тем „Биржевые ведомости“ изо дня в день муссируют его кандидатуру [на должность премьер-министра]».

В Прогрессивном блоке чувствовали свою зависимость от общественных организаций, которые подталкивали Думу влево. Это лишь множило противоречия в самом объединении, в котором и так не было единства. Программа блока была опубликована в газетах без обсуждения во фракциях. Многие депутаты, формально состоявшие в коалиции, не разделяли положения этого документа. И все же само формирование оппозиционного большинства в Думе придало ей особое значение.

Это заставило задуматься правительственных чиновников о дате открытия следующей сессии. 15 октября 1915 года октябрист И. И. Дмитрюков писал князю А. Д. Оболенскому: «Думу созвать не хотят, снисходят только до созыва на 3 дня для приложения штемпеля к бюджету. Но И. Л. [Горемыкин] ошибется, он нас не заставит рассматривать бюджет „без рассмотрения“. А бюджет в этом году заслуживает самого серьезного внимания в доходной его части, ибо иначе нам грозит банкротство». Дума, чувствуя свою силу, не желала идти на уступки правительству. В октябре 1915 года председатель бюджетной комиссии Алексеенко был против ускоренного рассмотрения государственной росписи. Депутаты решили, что будут рассматривать бюджетные вопросы общим порядком. Министры, как и раньше, смиренно приходили на заседания бюджетной комиссии, которые, правда, случались нечасто.

Руководители ведомств едва ли не нарочито демонстрировали свою готовность сотрудничать с депутатами. 16 декабря 1915 года на заседание бюджетной комиссии пришел министр внутренних дел А. Н. Хвостов. Будучи не только министром, но и депутатом Думы, он зашел в Таврический дворец не через министерский павильон, подобно прочим руководителям ведомств, а через главный вход. Хвостов был болен и не мог говорить. Слово предоставил своим товарищам (заместителям), а сам ограничился лишь отдельными репликами. Это заседание вызвало немалый интерес в Думе. Огромная «тринадцатая» комната не вместила всех желавших присутствовать. Заседание перенесли в Полуциркульный зал. На следующий день в бюджетной комиссии выступал министр путей сообщения А. Ф. Трепов.