Самая высокая лестница - [33]

— Я из горлышка пить непривычный. У меня с собой кружка.

Старичок достал из кармана ключ, отпер железный калач и приоткрыл крышку чемодана. И все невольно покосились на чемодан, заглянули внутрь.

В чемодане аккуратно, один к одному, лежали валенки. Новенькие валенки, шершавые, полные несметных запасов тепла. Пар шесть валенок!

— Валенки! — прошептала мать, и на её глазах выступили слёзы. И она прикрыла собой губастого кукушонка то ли от аккуратного старичка, то ли от его товара, который почему-то внушал ей страх.

Старик заметил, что все смотрят на содержимое его чемодана, и поспешно закрыл крышку. Потом он опрокинул бутылку в эмалированную кружку и дождался, пока стечёт последняя капля.

— Сволочь ты, — тихо произнёс лесничий.

Старичок сделал вид, что не расслышал — старичку было в самую пору быть тугим на ухо, — и опрокинул кружку в рот. Аппетитно крякнул. Вытер губы и положил кружку на место.

Малиновые блики на щеках вспыхнули, как ожоги.

Может быть, в эту минуту старик почувствовал себя одиноким и жгуче позавидовал горькому, но крепкому товариществу остальных пассажиров, а может быть, ощутил обычную неловкость, которая скоро пройдёт и забудется. Он надул губы, сел в угол и всю дорогу сидел молча, придерживая рукой фанерный чемодан с валенками, которые могли сделать его товарищем, а сделали врагом.

Черника

Коля Луковкин лежал в пустом лагерном изоляторе и страдал. Страдал от насморка, который мешал дышать, спать, читать и всё время требовал, чтобы Коля чихал.

— Апчхи! Апчхи!

От этого чихания болел живот, в глазах стояли слёзы, а нос горел, как раскалённый. Но больше, чем от хвори, Коля Луковкин страдал от одиночества. Соседние койки были аккуратно заправлены, подушки белели свежими сугробами. Никто не хотел составить Коле компанию. Все были здоровы.

За стенами изолятора шла обычная лагерная жизнь, но Коле Луковкину она представлялась прекрасной и заманчивой. Ему казалось, что там сейчас происходит что-то очень важное, из ряда вон выходящее, а о нём все забыли. И лежит он на жёсткой, горячей койке. Один, как отставший от поезда.

Он чувствовал себя пленником, заточённым в глухую, высокую башню и прикованным цепью. И долетавший сюда звук горна казался ему не простым пионерским сигналом, а призывом к побегу. У мальчика возникало жгучее желание разорвать цепи и вернуться в отряд. Но это было почти неосуществимо. Не цепи и не башня удерживали Колю Луковкина, а отсутствие рубахи и штанов, которые медсестра Роза Яковлевна предусмотрительно закрыла на замок.

Роза Яковлевна была единственным человеком, который связывал затворника Колю с внешним миром. Она рассказывала лагерные новости, приносила обед, ставила градусник и закапывала в нос отвратительные капли, от которых нос горел еще сильней.

У Коли Луковкина пропал аппетит. Расхотелось читать. Он лежал на койке и смотрел в потолок. Серые трещинки, разбежавшиеся по потолку, напоминали реки Сибири. Коля разглядывал их. Одной трещинке он присвоил имя Иртыша, другой — Лены… И тут дверь скрипнула. Коля оторвал взгляд от сибирских рек и увидел Смирнову.

Смирнова была девчонкой из их отряда. Белобрысенькая, невидная, ничем не примечательная. Коля Луковкин удивлённо посмотрел на Смирнову, не зная, радоваться или шугануть её…

— Здравствуй, — сказала Смирнова.

— Здравствуй, — отозвался больной.

— Как твоё здоровье?

— Хорошо, — ответил Коля и два раза чихнул.

— Наш отряд передаёт тебе привет.

— Спасибо. Апчхи!

Смирнова говорила сухо, как по писаному. Она, видимо, получила задание: навестить больного товарища. И теперь выполняла поручение без всякого энтузиазма.

Но Коля Луковкин неожиданно почувствовал себя человеком значительным. О его здоровье справляются, ему передают привет. Словно он не просто простудился и чихает, а совершил какой-то подвиг. Ранен. Попал в госпиталь. И отряд передаёт ему привет.

— Вот тебе черника, — сказала Смирнова и поставила на тумбочку кружку, наполненную влажной черникой с мелкими зелёными листочками, прилипшими к ягодам. До этого она держала кружку за спиной, и Коля не видел, что она пришла с подарком.

— Спасибо! — сказал мальчик и, взяв из кружки ягодку, отправил её в рот. — Вкусно!

— Ешь на здоровье, — сказала Смирнова.

Коля Луковкин посмотрел на белобрысую девчонку и вдруг почувствовал прилив тепла. Ему захотелось сказать ей что-нибудь приятное. Но вместо этого (он не сообразил, что именно сказать!) Коля протянул Смирновой кружку с черникой:

— Ешь, пожалуйста.

— Спасибо, не хочу, — сдержанно сказала Смирнова, — тебе надо для здоровья.

— Я скоро поправлюсь, — пообещал мальчик и так некстати чихнул.

— Ну, пока, — сказала Смирнова и выскользнула за дверь.

Коля хотел сказать: «Куда ты? Посиди немного. Поговорим!» — но белая дверь изолятора закрылась.

Коля откинулся на подушку, посмотрел на реки Сибири и перевёл взгляд на белую кружку с чёрными ягодами.

Смирнова ушла, оставив радостное, счастливое чувство, как будто бы ему только что вручили не кружку с черникой, а какую-то большую награду.

Он приподнялся на локте и стал медленно отправлять в рот по ягодке. И обыкновенная кисло-сладкая черника таяла во рту.