Самая простая вещь на свете - [56]
Мать очнулась сразу. «Любка, вставай, ребенок умирает!» — закричала она. Но Леночка не умерла. Приступ прошел, лишь наделав страху, и Люба собралась было зажить, как прежде, ничего не замечая. Но мать уже пришла в себя и принялась тормошить дочь, не давая ей погрузиться в сонную эйфорию, похожую на ту, которую человек испытывает, умирая на морозе.
Леночку отвели к врачу. Провели обследование в местной больнице.
— Ну, что я вам могу сказать? — произнес тусклым безразличным голосом врач и посмотрел на Любу пустыми глазами. — Лекарств от этой болезни у меня нет, а советам, которые я вам могу дать, вы все равно не сможете следовать.
— А что, что это за болезнь? — встряла сидящая здесь же мать.
От ее энергичного голоса врач слегка вздрогнул и поморщился.
— Это начинающийся туберкулез, — заговорил он, продолжая глядеть на Любу. — В начальной стадии это заболевание хорошо поддается лечению, но для этого нужны медикаменты, хорошее питание, чистый воздух, сухой и теплый климат. А так как ничего этого у нас с вами нет, то… — врач развел руками и виновато улыбнулся.
— Поезжай за Веркой, в Москву, — сказала мать, выходя из больницы. — Ребенка надо спасать. Деньги нужны.
— Да что ты, мама! — воскликнула Люба, прижимая к себе Леночку. — Если бы ты только знала, как она эти деньги зарабатывает!
— Да знаю я, — оборвала ее мать. — Все уже всё знают. Да и письмо твое я читала. Собирайся.
— Ты что, хочешь, чтобы я на панель пошла?! — не поверила своим ушам Люба.
— Не хочу, но другого выхода нет. Если бы я сама могла… Но я для этого дела старая, так что придется тебе. И нечего нюни распускать! Слава богу, хоть Верка есть, а то бы мы здесь все передохли.
В этот же вечер Люба пошла на телеграф, заказала телефонный разговор с Москвой и, услышав Верин голос, коротко сказала: «Я согласна».
— Ишь ты, согласна! — затараторила Верка. — Да ты у меня в ногах валяться должна за мою доброту!
Люба молчала.
— Ну ладно. Слышь, ты еще здесь?
— Здесь.
— Ну ладно, я все организую. Деньги зарабатывать начнешь — расплатишься.
— Хорошо.
Верин голос сильно изменился, стал резким, крикливым, она не говорила, а нападала, наскакивала, как будто боялась, что ее кто-то опередит и наскочит первым.
— Ну ладно, пока, — задиристо крикнула Верка.
— Подожди, а как же билеты? — попыталась остановить подругу Люба, но из трубки уже доносились короткие категоричные гудки.
Через пару недель рано утром в квартиру позвонили. Люба открыла дверь. На пороге стоял мужчина, одетый в неряшливую железнодорожную форму. На его сером уставшем лице выделялись двумя фиолетовыми пятнами большие набухшие мешки под глазами.
— Я вам билеты на поезд принес, — порывшись во внутреннем кармане сюртука, мужчина извлек пухлый конверт. — Вот, — он протянул конверт Любе. — Там еще деньги. Поезд отходит сегодня вечером, в восемнадцать тридцать.
— Как, так быстро? — удивилась Люба. — А я не готова…
— Я этого ничего не знаю, — проворчал мужчина, — я там проводником в третьем вагоне. Александр Григорьевич меня звать, если что надо, обращайся. Смотри, не опаздывай, поезд ждать не будет. — Проводник повернулся и пошел по лестнице вниз. Потом остановился и крикнул уже снизу: — Да, и это, сказали, с собой ничего не брать, только в дорогу самое необходимое.
На перроне, прощаясь с мамой и дочерью, Люба сильно плакала. Нервно бросалась то к одной, то к другой, прижимала их к себе и бормотала что-то невнятное. Наконец поезд, до сих пор стоявший смирно, как будто ожил. В нем что-то лязгнуло, зашипело, вагоны дернулись.
— Давай заходи скорее, — сердито закричал знакомый проводник, — а то сейчас без тебя уедем!
Люба испуганно прыгнула на подножку. Поезд тронулся, проводник закрыл железную дверь. Любу слегка качнуло, и она прислонилась к стенке тамбура. В этом лязге железа, в самой железной стенке, холодящей спину, было что-то решительное, бесповоротное, как щелчок ключа в замке запирающейся двери. Люба закрыла глаза.
— Пошли, я тебе купе покажу, — услышала она хриплый голос проводника. — Как барыня поедешь — одна.
Люба пошла за проводником и, глядя в его неряшливую спину, подумала, что ей совершенно не страшно ехать в Москву, не страшно заниматься опасным ремеслом уличной проститутки. Весь ее страх остался там, в городе, из которого она ни разу прежде не выезжала. Поезд быстро набирал ход, и чем больше становилось расстояние между Любой и ее прошлым, тем ощутимее был ужас перед перспективой вернуться туда, в этот страшный, нескончаемый сон. Оставшись в купе одна, Люба сжала кулаки и, глядя в окно на проносящуюся мимо нее заснеженную ледяную родину, громко сказала:
— Я сюда не вернусь никогда, даже мертвой. Пусть меня похоронят в придорожной канаве, только не здесь.
В Москве, на перроне, проводник подвел Любу к высокому крепкому парню с некрасивым, изуродованным заячьей губой лицом.
— Илья, — представился парень и оскалился дикой звериной улыбкой.
— Люба.
— Любасик, значит, — поправил ее парень, оглядывая Любу с ног до головы строгим коммерческим взглядом. — А ты ничего, у нас такие нарасхват.
Люба смущенно застучала коленкой по сумочке, которую держала двумя руками перед собой.
Вплоть до окончания войны юная Лизхен, работавшая на почте, спасала односельчан от самих себя — уничтожала доносы. Кто-то жаловался на неуплату налогов, кто-то — на неблагожелательные высказывания в адрес властей. Дядя Пауль доносил полиции о том, что в соседнем доме вдова прячет умственно отсталого сына, хотя по законам рейха все идиоты должны подлежать уничтожению. Под мельницей образовалось целое кладбище конвертов. Для чего люди делали это? Никто не требовал такой животной покорности системе, особенно здесь, в глуши.
В спальных районах российских городов раскинулись дворы с детскими площадками, дорожками, лавочками и парковками. Взрослые каждый день проходят здесь, спеша по своим серьезным делам. И вряд ли кто-то из них догадывается, что идут они по территории, которая кому-нибудь принадлежит. В любом дворе есть своя банда, которая этот двор держит. Нет, это не криминальные авторитеты и не скучающие по романтике 90-х обыватели. Это простые пацаны, подростки, которые постигают законы жизни. Они дружат и воюют, делят территорию и гоняют чужаков.
Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.
Один из ключевых признаков современной постмодернистской литературы – фантасмагоричность. Желая выявить сущность предмета или явления, автор представляет их читателю в утрированной, невероятной, доведенной до абсурда форме. Из привычных реалий складываются новые фантастические миры, погружающие созерцающего все глубже в задумку создателя произведения. В современной русской литературе можно найти множество таких примеров. Один из них – книга Анатолия Субботина «Мадонна и свиньи». В сборник вошли рассказы разных лет, в том числе «Старики», «Последнее путешествие Синдбада», «Новогодний подарок», «Ангел» и другие. В этих коротких, но емких историях автор переплетает сон и реальность, нагромождает невероятное и абсурдное на знакомые всем события, эмоции и чувства.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
После развода родителей Лиззи, ее старшая сестра, младший брат и лабрадор Дебби вынуждены были перебраться из роскошного лондонского особняка в кривенький деревенский домик. Вокруг луга, просторы и красота, вот только соседи мрачно косятся, еду никто не готовит, стиральная машина взбунтовалась, а мама без продыху пишет пьесы. Лиззи и ее сестра, обеспокоенные, что рано или поздно их определят в детский дом, а маму оставят наедине с ее пьесами, решают взять заботу о будущем на себя. И прежде всего нужно определиться с «человеком у руля», а попросту с мужчиной в доме.