Самая простая вещь на свете - [47]

Рая была женщиной точно такой же, как все, не хуже и не лучше. У нее было мясистое лицо с маленькими утопленными глазками и небольшим поджатым ротиком, тщательно вымазанным красной помадой. На голове огненным цветом полыхала шестимесячная завивка с отросшей на корнях сединой. Вся ее фигура могла бы аккуратно уместиться в квадрат.

Впрочем, в молодости Рая была кокетливой и заводной. Мужчинам это нравилось, и Рая думала, что надо хватать, пока не поздно. И до тридцати лет она хватала всех, кого ни попадя. К тридцати годам поток кавалеров стал истощаться, а после этой роковой даты и вовсе оскудел. Иногда ей удавалось перехватить того или иного мужичка благодаря массажу, но все эти романы мгновенно заканчивались, даже не успев начаться. Но и к этому Рая могла бы относиться по-философски, если бы не ежедневное мелькание перед ее носом этой неуемной санитарки с ее слепцом.

А Люда даже как будто похорошела за последнее время и не как будто, а точно похорошела, похудела, что ли, порозовела как-то, расправилась. И ходит теперь не как раньше, как будто мешок на себе тащит, а прямо газелью молодой скачет.

«Для кого старается, дура! Он же слепой, все равно ничего не видит. И вообще, кому он такой нужен, глаза болтаются, как на ниточках! Тьфу ты, страшно смотреть!» — и вот в этом самом пункте Раин отлаженный ход мыслей давал сбой.

Не получалось у нее додумать до конца, какой Валера никудышный. Видимо, в нем что-то такое есть, раз бабы по нему с ума сходят. И ей становилось до слез обидно, что это что-то разглядела не она, а Людка.

И если прежде Раину плоть при виде Валеры будоражили шаловливые желания, то теперь ее чувства переместились куда-то в область груди, и что-то там постоянно шевелилось, и давило, и рвалось наружу, не давая покоя.

С появлением в жизни Валеры Люды обстановка в Раином массажном кабинете несколько оживилась. Больные гражданки больше не считали Валеру непревзойденным массажистом. И все чаще находили себе утешение на массажном столе Раи. Здесь они изливали свою досаду на улизнувшего от их чар любовника, не стесняясь в выражениях. И Рая с затаенным сладострастием выслушивала рассказы о том, какое это счастье — слепой любовник.

— Да еще такой! — при этом рассказчица многозначительно закатывала глаза.

Но Рая этого не видела, она видела перед собой только заплывшую жиром спину, которую месила с остервенением, как тесто, видела затылок, в который так и хотелось вцепиться, и чувствовала, как в ее груди зреет что-то жуткое, темное, и нет от этого чувства спасения ни днем, ни ночью.

Тем временем на улице наступила весна.

Окна сияли вымытыми стеклами, и через распахнутые форточки в коридоры пансионата проникал нестерпимо нежный и чувственный запах цветущего тополя.

Пансионат начал пополняться отдыхающими.

Между этими людьми в белоснежном халатике, в шапочке, со стопкой чистых простыней в руках мелькала санитарка Люда, и было в ней что-то такое, что заставляло людей останавливаться и долго смотреть вслед ее удаляющейся фигуре.

— Странно… — бормотали некоторые мужчины. — Некрасивая, а ведь что-то такое есть…

Раньше Люда старалась никогда не улыбаться, потому что ее улыбка сильно оголяла розовые десны, и ей казалось, что собеседнику это неприятно. Теперь же улыбка не сходила с ее лица, и никто не замечал ее десен, напротив, все улыбались в ответ.

Каждое утро Люда с Валерой приходили на работу вместе, и каждый вечер рука об руку шли домой.

Раино терпение лопнуло, когда однажды она увидела Люду выходящей из гинекологического кабинета.

Страшная догадка поразила ее.

— Заходите, раздевайтесь! — крикнула она стоящей на пороге пациентке. — Я сейчас…

И ринулась вслед за Людой.

— Люд! — крикнула она, задыхаясь от бега. — Люд!

Люда остановилась, и когда она обернулась, то Рая увидела такое выражение на ее лице, что лучше бы уж она была слепой и не видела вообще ничего вокруг, чем увидеть это лицо, осененное таким счастьем, такой непостижимой внутренней гармонией.

— Люд, ты чего, залетела? — прокашляла Рая, она никак не могла отдышаться.

— А ты откуда знаешь? — удивилась Люда, она оголили свои глянцевые десны.

— Так ты же только что у Галины Васильевны была, а к гинекологу так просто не бегают.

— Ой, Раечка! — Люда обняла Раю и прошептала ей в самое ухо: — Я такая счастливая! Наверняка мальчик будет, такой же красавец, как Валерий Степанович.

Потом она еще раз улыбнулась этой своей отвратительной улыбкой, поцеловала Раю и пошла по коридору какой-то совершенно новой, аккуратной походкой.

Раю как будто пригвоздили к месту.

«Я тоже, я тоже хочу мальчика… — думала она. — Я тоже хочу так по-идиотски улыбаться и радоваться жизни каждый день. А Людка эта — воровка, она у меня, можно сказать, мужика украла, я первая была у Валеры. Если бы не она, он бы меня полюбил».

Эта мучительная мысль захватила Раино сознание полностью. Она больше не могла ни говорить, ни думать ни о чем другом, кроме как о коварном предательстве своей коллеги.

Благо пациентки на массаже все время менялись. Они не знали ни Люду, ни Валеру, и каждой из них Рая могла излить свою душу. И все в одних и тех же словах, в одних и тех же словах. Так что к концу рабочего дня в ее голове, как в барабане, крутился до отвращения заученный текст. И даже когда она ложилась спать, то все никак не могла избавиться от этих навязчивых, разъедающих мозг мыслей.