Самая простая вещь на свете - [18]

Оказавшись у Марины на руках, Маша доверчиво затихла и, склонив кудрявую головку ей на плечо, дала унести себя наверх, в детскую.

— Спят усталые игрушки, книжки спят… — послышалось сверху мелодичное пение. Маринин голос действовал дремотно и успокаивающе.

«Все-таки странный она человек, — думала Света. — Сколько же в ней намешано, плохого и хорошего. Говорят, дети и животные обладают безошибочным чутьем, что они плохого человека сразу чувствуют. А Машка в Марине души не чает. Значит, хорошего в ней все-таки больше. Просто свою беззащитность не хочет показывать, вот и ерепенится. Видно, с годами человек мало меняется. То есть внешне происходят, конечно, некоторые изменения, а характер остается прежним. Вот и Марина, точно как в детстве, — надуется без всякого повода и молчит. Бывало, неделями из нее слова не вытянешь, и поди разбери, что у нее в голове происходит. А с другой стороны, с чего бы ей радоваться? От такой собачьей жизни у кого угодно крыша поедет…»

— Уснула, — доложила Марина, заходя на кухню.

— Как это здорово у тебя получается! — восхитилась Света. — Пятнадцать минут — и уснула. Мне бы на это час понадобился.

Света по привычке акцентировала свои недостатки, подчеркивая Маринины достоинства, чтобы польстить ее самолюбию. Она даже не подозревала, что такие натуры, как Марина, обладающие крепким, ухватистым умом и заземленной чувствительностью, относятся к редкой похвале серьезно и бережно, как запасливый крестьянин к урожаю, и совершенно не замечают снисходительного подтекста.

— Ребенку покой нужен, — проговорила Марина нравоучительным тоном. — А ты вся дерганая, нервная, вот она и не спит по часу.

— А мы вчера с последним женихом встретились, — грустно улыбнулась Света.

— Я знаю. Говорю же тебе — домой поеду. Делать мне здесь больше нечего.

— А ты забыла? У нас еще второй сорт остался, целая стопка писем… Может, попробуем?

— Думаешь, стоит?

— А почему бы и нет? Мы же их не видели. Вдруг повезет. Может, кто симпатичный попадется.

— Да мне бы хоть какой, лишь бы женился. Если бы ты только знала, как возвращаться не хочется! Я же там пропаду. Понимаешь?

Марина повесила голову и обреченно вздохнула.

— Ничего, Усик, не горюй, — подбодрила ее Света, мгновенно наполняясь жалостью, — был бы товар, а покупатель найдется. — Она подошла к шкафу и выдвинула ящик, в котором хранила письма.

— Погода испортилась, — Марина приподняла занавеску и посмотрела на утопающий в дожде сад.

— Ну, что же ты хочешь, декабрь, здесь тоже иногда зима наступает. — Света едва отдышалась, натягивая узкие сапоги.

— А мне по такой погоде надеть нечего.

— Так ты же одета. Нам уже выходить пора.

— Да, но в плаще сейчас холодно, а в куртке я на бомжа похожа.

— Ладно, я тебе пальто дам, — секунду подумав, успокоила подругу Света.

— Твое пальто на меня не налезет.

— Налезет. Я тебе широкое дам, — она достала из шкафа бежевое пальто и, распахнув его шелковое нутро, подставила Марине. — Давай ныряй.

Марина опустила руки в рукава.

— Смотри, действительно ничего… — сказала она, поворачиваясь перед зеркалом. — Вот что значит дорогая вещь! Кого угодно украсит.

— Ну, кого угодно не знаю, а тебе правда идет. Выходи, я пошла за машиной.

Марина подошла к зеркалу, нанесла на узкие губы темно-красную помаду и внимательно посмотрела в глаза своему отражению.

— Неужели еще кто-то клюнет?.. — пробормотала она, поражаясь мертвой невыразительности собственного взгляда. — Господи, дай ты мне хоть один, самый крохотный шанс! — Марина подняла глаза к потолку — предположительному месту пребывания господа. — Уж я бы сумела им воспользоваться, как надо!

Могущественный собеседник безмолвствовал. Может быть, ему не понравился угрожающий тон Марининого заявления, а может, он просто по привычке не вступал в пререкания с лицами, стоящими на самой низшей ступени социальной лестницы.

За окном раздались два коротких гудка. Марина не торопясь уложила косметичку в сумку, взяла зонтик, ключи и медленно, с достоинством вышла на улицу.

— Ты думаешь, мы его здесь найдем? — Марина обвела взглядом просторный зал венского кафе. — Смотри, народу сколько, поди угадай, кто из них этот… Опять забыла, как его зовут?

— Хильденбранд, — напомнила Света.

— У меня от их имен идиотских мозги набекрень. Не могу я их запомнить, хоть убей.

— Подожди, Усик, — усмехнулась Света. — Вот замуж выйдешь — и тебя таким именем назовут.

— Да я ради такого дела даже собачью кличку стерпеть готова, лишь бы немецкая прописка к ней прилагалась.

— Нет, все-таки у тебя маниакальное отношение к немецкой прописке, — покачала головой Света, внимательно осматривая зал.

— Может, он еще не пришел? — забеспокоилась Марина.

— Да пришел уже.

— Где?

— Вон видишь, у окошка сидит.

— Не вижу, — Марина вытянула шею.

— Ну вон, рядом с аквариумом. Твой.

— Ты уверена?

— На девяносто девять процентов и девять десятых. Видишь, газетку в кулачке зажал, как и договаривались, по сторонам озирается, нервничает. Точно твой.

— Свет, я без очков ни черта не вижу, он как, ничего?

— Ну абсолютно ничего. Давай подойдем поближе, а там сама разберешься.

Господин Хильденбранд сидел за столиком. Вернее сказать, присел на стул — с самого краешку, как воробышек, готовый в любой момент вспорхнуть. Увидев приближающихся подруг, он робко поджал под себя ноги. Рука, свободная от газеты, судорожно задвигалась, то сжимаясь, то разжимаясь в ладони, как будто ее хозяин выкидывал на стол кости.