Самая простая вещь на свете - [17]

— Почему?

— Я ее боюсь.

— Что еще за глупости?

— Да, мама, она на бабу-ягу похожа!

— Ну, не хочешь, не ходи, — улыбнулась Света, — я сама посмотрю.

Она тихонько открыла дверь и заглянула в комнату. Воздух здесь застоялся, пропитавшись неприятным сивушным запахом. Марина лежала на спине и дышала со свистом, по-старушечьи втягивая вовнутрь губы.

«А Машка права, — подумала Света, — и правда как баба-яга. Интересно, что же с ней там произошло?»

Света не находила себе места и с нетерпением ждала Марининого пробуждения, чтобы наконец узнать подробности визита к жениху, но, когда Марина очнулась и спустилась в гостиную, не смогла вытянуть из нее ни одного слова. На все вопросы она отвечала упрямым молчанием и неопределенным покачиванием головы. Света начала выходить из себя. Но чем настойчивее требовала она разъяснений, тем больше Марина замыкалась, и тем жестче и упрямее становилось выражение ее лица. Доведя таким образом подругу до состояния слепой ярости, Марина все так же молча одела Машу и вышла на прогулку.

Она шла по парку, держа за руку чужую хорошенькую девочку. На душе было пусто и гулко, как в подземном переходе. День подходил к концу. Наступало то время суток, когда предметы теряют свои дневные очертания и превращаются в тени, которые ближе к ночи густеют и наполняются темным, загадочным содержанием.

— Пошли, Машенька, — сказала Марина, — пока дойдем до дома, стемнеет.

Свет стремительно покидал пределы парка, вытекая куда-то за его края. Там, в просветах между деревьями, еще виднелись бледные фрагменты сумерек, а на аллеях уже вовсю правил вечер.

«Вот так и у меня, — думала Марина. — Свет — только за пределами моей жизни. Я иду, иду на этот свет, а выхожу все время в глубокую ночь».

Марина и дальше продолжала мучить Свету мстительным молчанием. Поначалу Света раздражалась и нервничала, но, увидев, что подруга остается непроницаемой, как саркофаг, сменила тактику и стала окружать ее заботой и вниманием. В ней проснулось давно забытое чувство вины, которое она испытывала в детстве, когда Марина, искусно пользуясь Светиной слабостью, настойчиво требовала восстановления справедливости, постоянно ставя подруге в вину ее благополучие и богатство. Маленькая Света страдала, ей казалось, что в жизни должно быть все по-честному. И всеми ее поступками по отношению к подруге руководило одно-единственное желание — исправить эту несправедливость. Марина принимала Светину опеку спокойно, без благодарности, как человек, получающий законное пособие. Так и теперь она делала вид, что не замечает ни дорогих подарков, ни Светиных усилий в поисках нового жениха. Она вела себя, как зритель в театре, на сцене которого мечется исполнитель, потерявший всякую надежду на успех.

Осень кончилась, наступила зима — непривычно теплая даже для этих мест. Время шло к Рождеству, а снега все не было и на газонах безмятежно зеленела трава. Только ночи напоминали о наступившем времени года, оставляя на дорогах и стеклах машин следы заморозков.

— А мне ведь через месяц уезжать, — сказала Марина, глядя через окно в сад.

— Зачем? — по-деловому спросила Маша и протянула к Марине ручки.

— Вот и я думаю — зачем? — вздохнула Марина, усаживая девочку к себе на колени.

— А ты ко мне еще приедешь?

— Да нет, малышка, вряд ли.

— Почему-у? — засопела Маша. — Я хочу! — Она уже включила Марину в свой детский мир и любую попытку к изменению этого мира рассматривала как посягательство на свою собственность. — Ты что, меня не любишь? — спросила она с угрозой и сползла с Марининых колен на пол.

— Ну, что ты, Машенька, конечно, тетя Марина тебя любит, — вмешалась Света, не в силах видеть, как дочка расстраивается.

— Не любит! — закричала Маша, почувствовав поддержку, и топнула толстой ножкой, обтянутой белым чулком в резинку.

Света метнула на Марину умоляющий взгляд. Марина молчала.

— Машенька, тетя Марина тебя любит, очень любит и в гости к тебе придет, она просто пошутила. Правда, тетя Марина?

Марина встала.

— Зачем обманывать ребенка, — не без злорадства сказала она и принялась убирать со стола тарелки.

Маша предупреждающе всхлипнула.

— Мне в Москве надо жизнь налаживать, нету у меня времени по заграницам разъезжать, — продолжала Марина, делая вид, что не замечает панических взглядов подруги. — Хватит, насмотрелась я на всяких уродов, а приличные мужики на меня даже глядеть не хотят.

Маша слушала, мучительно нахмурившись.

— Марин, не при ребенке… — наконец не выдержала Света.

— А чего я такого говорю? Пусть слушает, умнее будет, — Марина повернулась и, аккуратно балансируя, понесла тарелки на кухню. За ее спиной что-то стукнуло и сразу вслед за этим раздался оглушительный, отчаянный рев.

— Ну и стерва же ты! — услышала она голос Светы. — Машка-то тут при чем?

Марина поставила на кухонный стол тарелки и, тяжело вздохнув, опустила руки. Ей было жаль ребенка, Свету, себя. Она быстро вбежала в комнату и, прижав к себе Свету вместе с ревущей у нее на руках Машей, сказала:

— Не плачь, Машенция, я тебя очень люблю и никогда не брошу. Пойдем, моя маленькая, я тебя в кроватку уложу и песенку спою, твою любимую.