Самая младшая из принцесс - [2]

— Но... — попытался было возразить поверенный.

— Я, как ее будущий опекун, имею право распоряжаться образованием принцессы до ее совершеннолетия.

— И ее капиталами! — вставил Картер.

— Деньги девочки интересуют меня меньше всего, — отрезал сэр Генри.

Поверенный сухо улыбнулся, а девочка сидя испуганно переводила взгляд со своего новоиспеченного опекуна на доброго дядюшку Дома. Она не хотела ни в какой пансион. Она хотела, как и прежде, жить в своем родовом замке, спать в своей комнате и гулять по его огромным залам. Элизабет желала остаться здесь! И Элизабет хотела, чтобы вернулись мама и папа, чтобы снова рядом была старшая сестра и брат, тот, который был наследником престола. Но их больше нет! Никого нет! А этому злому человеку она не нужна. Да она никому больше не нужна!

Девочка опустила голову, сдерживая слезы. Она помнила слова матери и чтила ее память, а значит не могла опозорить свой род слезами. Не здесь и не сейчас! Она вдоволь наплачется, когда окажется в своей комнате и, забравшись на кровать, свернется клубком на дорогих одеялах, прижав к себе любимого мишку — подарок родителей на прошлое Рождество, когда еще ничто не предвещало беды.

— Что прикажете делать? — поинтересовался мистер Картер уже несколько сухо. Ему явно не нравилось отношение нового опекуна к его обязанностям.

— Сперва дайте мне эти чертовы бумаги, я их подпишу, — сэр Генри протянул руку, при этом даже не посмотрел на протянутые ему в ответ белый лист и перо. Он схватил его, смяв, а затем шагнул к камину. Доминик Картер испуганно открыл рот, намереваясь остановить лорда Финча до того, как он швырнет документ в огонь, но сэр Генри лишь положил лист на каминную полку и широким росчерком поставил подпись, а затем вернул ее Картеру.

— Это все? — холодно спросил лорд Финч.

— Да, сэр, — кивнул головой Картер и оба одновременно посмотрели на девочку.

— Теперь позвольте откланяться, — почти прошипел сэр Генри, — у меня еще есть неотложные дела во дворце. Завтра я распоряжусь на счет леди Элизабет! — он резко развернулся и шагнул к двери.

Девочка смотрела ему вслед, пока за лордом не закрыл двери лакей. И лишь тогда перевела взгляд огромных испуганных глаз на стоявшего у камина поверенного.

— Я думаю, ваша матушка знала, что делает, — зачем-то произнес Доминик и убрал бумагу в свой портфель, который все время держал подмышкой.

Девочка зачем-то кивнула, хотя думала совсем иначе... Впрочем, кто бы стал спрашивать ее мнение?

Не теперь, не сейчас, когда она так мала и не имеет никаких прав.

— Я сейчас все же позову вашу гувернантку, — Картер потянулся к колокольчику, но девочка спрыгнула с кресла и метнулась к нему.

— Что со мной будет? — прошептала она.

Доминик Картер улыбнулся ей отеческой улыбкой.

— Не переживайте, юная леди, — сказал он, — вы слишком важная фигура на этой шахматной доске, чтобы вами кто-то посмел пренебречь. Просто надо немного подождать. И выучиться. Вам пригодится образование. А я не сомневаюсь, что сэр Генри найдет самый лучший пансион. Так что и вы не сомневайтесь, моя принцесса!

Тогда она лишь кивнула. А истинный смысл его слов девочка поняла спустя долгие годы, когда судьба определила ее роль на шахматной доске жизни.

Глава 1

Моя жизнь сильно изменилась в тот самый день, когда, попрощавшись со всеми слугами и провожавшим меня мистером Картером, бросив последний взгляд на величественный замок, что был мне домом, я села в карету, запряженную четверкой скакунов, и отправилась в путь, сопровождаемая только гувернанткой Эммой, расположившейся рядом со мной, глядя как-то печально и при этом равнодушно. Она понимала, что ее работа закончится в тот самый миг, когда я переступлю порог пансиона. Мой опекун, сэр Генри Финч, ясно дал понять молодой женщине, что в ее услугах более не нуждаются и выдал на прощание отличное рекомендательное письмо, а также выплатил месячное жалование только под одной простой причине — Эмма согласилась сопроводить меня в пансион вместо самого лорда Финча, который, якобы был настолько занят, что не нашел времени на свою подопечную, о чем я не жалела ни тогда, ни после. Я помнила отстраненный взгляд этого господина, который стоял на ступенях и следил за моим отъездом. Помнила и то, как, скользнув по мне взором, он отправился в дом, еще раньше, чем кучер вскинул кнут и пустил лошадей в путь. Ну и все равно. Для меня он был никем. Как и я для него.

Мы добирались до пансиона довольно долго. Две ночи на постоялых дворах и три дня в пути, на протяжении которых я просто молчала и, прижимая к груди медвежонка. Смотрела в окно, глядя на унылый пейзаж поздней осени и голых лиственных деревьев, сбросивших свое одеяние и теперь стыдливо прячущихся за пышными вечнозелеными елями, коих было немерено вдоль дорог. Карету трясло на ухабах, но половину дороги я просто проспала, а вторую половину наблюдала за однообразным пейзажем, пока Эмма пыталась читать какую-то книгу, сидя на противоположном сиденье.

Мы обе молчали. Мне нечего было сказать гувернантке, я не была привязана к ней, поскольку знала ее только несколько дней — молодую женщину привез мистер Картер. Моя прежняя гувернантка, Мэри, женщина, которую я знала все свою пока еще короткую сознательную жизнь, погибла вместе с моими родителями, и я скорбела о ней не меньше, чем по остальным. Но держала все в глубине сердца, не позволяя никому понять, как сильно оно у меня болит.