Самая кровная связь. Судьбы деревни в современной прозе - [98]

Очевидна родственность этих книг лучшим произведениям социальной, реалистической прозы о сегодняшней деревне. Преданная, сыновья любовь к миру трудового крестьянства, к его заботам, к его работе по преобразованию жизни, глубочайшее уважение к тому подвигу, который совершил колхозник в годы войны и послевоенного восстановления, подкрепляется здесь аналитическим взглядом на народную жизнь. Взглядом часто полемическим, причем внутренняя полемика в этих книгах разворачивается в двух направлениях. Это спор одновременно с двумя крайними, равно неверными точками зрения на деревню: с фальшивым стремлением представлять крестьянина, колхозника собственником, которому ни до чего, кроме узкоэгоистического интереса, дела нет; и — со столь же фальшивой идеализацией «мужика», отвергающей реальные противоречия в психологии крестьянина и прежде всего то, что прежний крестьянин в силу своего социального положения был, с одной стороны, тружеником, а с другой — собственником. Противоречие это в драматической очевидностью обнажено в современной прозе.

Принципиальное неприятие собственнических начал в крестьянской жизни — при полной родственности авторского отношения к трудовым подлинно гуманным началам народной нравственности — характерно и для повести «Русская печь» В. Ситникова. Через всю повесть проходит внутренний конфликт юного рассказчика, мальчика Пашки, от лица которого ведется повествование, с хищным семейством Агаши Степихи, жены бывшего председателя коробовского колхоза Степана Коробова. Благодаря изворотливости и спекуляции семейство это сытно и привольно прожило всю войну, но ело хлеб из-под полы, выставляя для маскировки на стол (мало ли кто придет!) лепешки из травы, какие ела вся деревня.

Конфликт этот начался задолго до войны, когда Степан Коробов с его кулацким нутром «подсидел» деда Пашки Фаддея Авдеича, первого организатора колхоза, и водрузился на его место. И добился этого потому, что своим «практицким», как он говорил, умом понимал «свою выгоду». Всю жизнь ведет Фаддей Авдеич спор с этим сытым, уверенным в себе человеком, и споры эти, воспроизведенные в книге, — одни из самых лучших ее страниц.

«По-разному мы это разумеем, — говорит он Степану Коробову о жизни. — Для меня лишку взять — невозможное дело, для тебя — проявление похвальной оборотистости». А когда тот попрекает деда, что из-за такой своей позиции «многого ли достиг, хотя мечтал о многом»? — старик непримиримо отвечает ему: «Знаешь, Степан Силантьевич, не каждый в знаменитости производится судьбой. А честным может остаться каждый. Честно жизнь прожить, честных детей воспитать — великое дело, пусть и неприметное. Я так разумею, а больше никак».

«Вот теперь ты такой, Фаддей Авдеич, каким был, когда за коммуну агитировал», — уходит от прямого разговора Степан Коробов.

Образ Фаддея Авдеича, «доморощенного просветителя» и «книгочия» — большая и принципиальная удача Владимира Ситникова. За этим характером — высокие крестьянские традиции глубокого и трепетного уважения к книге, грамоте, науке, знанию.

Не в законсервированности, замкнутости деревни, но в открытости ее всем ветрам мира, высоким и добрым влияниям человеческой цивилизации, общечеловеческой культуры, прежде всего, видят писатели истоки народной нравственности и одухотворенности. Не случайно, думается мне, следом за повестью «Русская печь» в сборнике, изданном Волго-Вятским издательством, помещен трогательный рассказ В. Ситникова «У реки Гремячей» — о красноармейце Первакове, щуплом, белесеньком, невидном вятском пареньке, который «окал» и к каждому слову «то» прибавлял. Рассказ этот о неистовой мечте красноармейца, его стремлении научиться грамоте, «науке», о том, как он изнурял себя, отдавая половину пайки хлеба шустрому и оборотистому Алешке Знаменскому за то, что тот учил его грамоте.

Не случайно добрые начала, укрепившиеся в деревне, В. Ситников органически связывает с революцией, с характером Фаддея Авдеича, еще в двадцатые годы агитировавшего крестьян за «коммуну».

Историзм подхода к народной, крестьянской жизни проявился и в диалектике развития характеров в повести «Русская печь».

Это развитие и направление всей возрастающей социальной, общественной активности героев, все большей степени зрелости их «хозяйского» чувства по отношению к жизни и родному колхозу.

3

А теперь — не с помощью волшебной палочки, но силою художественного и публицистического слова — перенесемся из тех давних лет в наше, сегодняшнее время, окунемся в его труды и заботы. Нам помогут в этом книжка очерков того же Владимира Ситникова «Большое новоселье», книга рассказов и очерков Евгения Лазарева, сборник «Росные травы» Леонида Воробьева. Книги писателей, сочетающих «высокую прозу» с журнализмом и очеркизмом, а потому исходивших, судя по книгам, родные, вятские, куйбышевские, костромские места вдоль и поперек, отлично знающих, что происходит сегодня, сейчас на деревенских просторах северной и срединной России. В этом смысле их свидетельства — чаще всего документальные свидетельства очевидцев и участников событий — интересны еще и тем, что они — проверка делом тех или иных тенденций развития нашей «деревенской» прозы, тех или иных настроений и поветрий в нашей литературной жизни.