Самая красивая - [3]

Я его не слушала.

– Так может, я буду хорошенькой для людей?

– Для людей?

Он бросил внимательный взгляд через мое левое плечо. Мне показалось, что он изменился в лице, хотя оно было такое морщинистое, словно сшитое из кусков кожи, что я бы не поручилась.

Прошла минута.

– Девушка Эза… тебя ведь так зовут?

Я кивнула.

– На нашем языке мы бы стали звать тебя «девушка эзаХ». – Он сложил ручки на груди, изрекая пророчество: – В будущем мы снова с тобой встретимся.

Даже я была способна заглянуть в будущее ровно настолько, чтобы это увидеть. Он останавливался в «Пуховой перине» каждый месяц раза по два.

– Я почувствовал запах своего дома и увидел мерцающее железо. Если быть точным, мы встретимся снова в Пещерах гномов. Тебе будет грозить опасность.

Что еще за опасность? И как я попаду в Пещеры гномов? Но я перескочила к самому главному для меня вопросу:

– Я буду выглядеть так же, как сейчас?

– Ты будешь меньше…

«Меньше» – значит гораздо лучше!

– Ваши видения всегда сбываются?

– Это точно сбудется, если только ты не сделаешь неверного шага на перепутье.

Я ничего не поняла.

– В моем видении у тебя еще кое-что изменилось: волосы стали черными с легким оттенком хтана.

– Да что такое этот хтан?

– Для людей хтан выглядит как черный. Лично мне этот цвет нравится больше других, он насыщеннее алого, прозрачнее лазурного, веселее желтого. Таких прекрасных хтановых волос, как у тебя, я прежде никогда не видел.

Я уставилась в пол, стараясь не расплакаться. Еще никто и никогда не видел во мне ничего красивого.

Как было бы здорово, если бы люди различали хтан!

В год Амбарных песен, когда мне исполнилось двенадцать, в «Пуховой перине» остановилась на ночь герцогиня Оликсо со своей компаньонкой, дамой Этель. Родители пребывали в радостном волнении, но также и в тревоге. Если гостиница понравится герцогине, то она сможет направить к нам других богатых постояльцев. Если же нет, она вполне способна добиться, чтобы король отозвал у нас лицензию.

Я тоже радовалась и переживала. Радовалась, потому что еще ни разу в жизни не видела ни одной герцогини, а переживала, потому что герцогиня еще ни разу в жизни не видела меня. Я, конечно, постараюсь не попадаться ей на глаза, но если наши дорожки пересекутся, как она отреагирует на такую уродину?

Я подавала ужин компании гномов, когда прибыла герцогиня – раньше, чем мы ожидали, иначе я бы ни за что не вышла в таверну. Отец проводил двух женщин – одну маленькую и пухлую, а вторую рослую – к лучшему столику. Та, что была повыше, примерно с меня ростом, нашила на свое платье столько ленточек и бантиков, что и не сосчитать. Маленькая же была одета богато, но не вычурно.

Ни одна из них не посмотрела в мою сторону. Любопытно, кто из них герцогиня, а кто компаньонка? Уставиться на гостей было бы невежливо – мне ли не знать. Поэтому я бросала взгляды украдкой и вскоре разобралась, кто из них кто. Рослая женщина – дама Этель, а маленькая и пухлая – герцогиня.

Как я узнала?

У маленькой на лице застыло недовольное выражение, а большая все время улыбалась, так что улыбчивая наверняка компаньонка. Если на то пошло, кто наймет брюзгу себе в компаньонки?

Меня озадачило недовольство герцогини. Что, собственно говоря, ее не устраивает? Она ведь герцогиня, к тому же при виде ее лица собаки не принимаются выть.

Герцогине не понравился ужин. Эттайм расстаралась, приготовила свое лучшее блюдо – оленину, тушенную с молодым луком и айортийским жгучим перцем.

К сожалению, герцогиня терпеть не могла перец любого вида и ожидала, что все это знают. Мама извинилась и принесла двойную порцию цыпленка в горшочке, но ущерб уже был нанесен. Герцогиня лишь сильнее нахмурилась.

Прежде чем выйти из-за стола, она сообщила маме, что желает получить в девять часов вечера кружку горячего остумо прямо у себя в номере.

– Ни секундой раньше девяти, – властно заявила она, – ни секундой позже, ровно с боем часов, иначе я отошлю остумо обратно. И он должен быть горячим, как огонь. Как огонь! Иначе я отошлю его обратно.

Я закончила прислуживать гномам, и меня отправили на конюшню помочь другому гному отыскать в одном из его сундуков затерявшуюся пряжку от пояса. Дело затянулось. Пряжка, естественно, оказалась в третьем, последнем сундуке.

Я вернулась на кухню, где Эттайм готовила остумо – варево из зерна и патоки, любимый айортийский напиток. Она так расстроилась из-за герцогини, что переварила первый горшок, и пришлось его вылить.

Без пяти девять второй горшок был готов. Мама налила напиток в кружку, а кружку поставила на поднос.

Из таверны донеслись громкая брань и звон битой посуды. Мама направилась к двери, собираясь выйти в зал.

– Мне бы нужно… – Она замерла, вновь повернулась к горячей, как огонь, кружке и бросила умоляющий взгляд на Эттайм.

– Только не я, госпожа Инжи. Не хочу прислуживать вашей герцогине. Я вам не девчонка из таверны.

Тут я пожалела, что не задержалась на конюшне. Драку в зале угомонить я все равно бы не сумела, а герцогиня не захочет увидеть мою физиономию над кружкой со своим остумо.

В таверне тем временем продолжали ругаться и бить посуду. Позвать отца или братьев времени не было.