Самая долгая ночь - [118]

– Обязательно, – пообещал тот.

Пол почувствовал, как тугие струны, державшие в напряжении мышцы, разом оборвались. Он опустил плечи.

– Хорошо, – согласился Пол и послушно побрел следом за Фогелем к машине.

Он увидел испуганное лицо медсестры, выглядывавшей из автомобиля, и ему стало стыдно, что он потерял самообладание.

– Он же позвонит? – тихо переспросил он у врача. – Он предупредит Нэт?

– Да, конечно, – бодро заверил Фогель, садясь в машину. – А мы очистим вас от радиации, проведем обеззараживание.

– А это возможно? Как вы это сделаете? – поинтересовалась медсестра и слегка подвинулась, чтобы Пол мог сесть.

Она повернулась к товарищу по несчастью, ища у него поддержки, но оператор смотрел прямо перед собой: ему не хотелось ни с кем разговаривать. Голову долбила одна-единственная мысль: насколько же все эти меры безопасности смехотворны и нелепы. Фогель старался держаться от него подальше, а в машине сидит совсем рядом. Кто-нибудь вообще знает, что здесь на самом деле происходит?

– Ни о чем не волнуйтесь, – успокоил врач. – Чем скорее мы пройдем процедуру очистки, тем быстрее сможем вернуться домой.

– Сможем ли мы находиться рядом с детьми? Мы будем безопасны для них? – У медсестры была масса вопросов.

– Да, со временем.

– Я был в машине дольше всех, – отчаялся водитель скорой. – Я облучился больше остальных.

– А мы находились рядом с телом, – заметила медсестра.

Пол понимал, что она права.

– Вы везете нас в больницу? – спросил водитель.

– В больницу – нельзя, – покачал головой Фогель, выруливая на шоссе. Стоящий на повороте полицейский отошел в сторону, давая ему проехать. – Вы должны пройти дезактивацию, а затем побыть какое-то время подальше от здоровых людей. Только после этого можно будет о чем-то говорить.

– У меня заражены все внутренности. – У водителя дрожал голос. – Я чувствую это. Мои органы тают, как чертово эскимо.

– Успокойтесь, это невозможно, – заверил Пол.

– Я сейчас умру из-за того дурака, – злился водитель. – Зачем вообще нужно было его куда-то везти? Он уже умер. Вы видели его лицо? – Он резко повернулся к Полу и ткнул в него пальцем. – Вас не волнует, умрете ли вы!

Медсестра задержала взгляд на Поле, словно пытаясь понять, действительно ли ему все равно. Кольер, вспомнив, что у него в кармане есть сигареты, нащупал пачку, вытащил одну и протянул водителю. Тот остановил бессмысленный взгляд на сигарете, не понимая, чего от него хотят. Из уголка губ вытекла струйка слюны. Вытянутый палец все еще был направлен на Пола.

– Возьмите, – предложил оператор.

Водитель нехотя взял сигарету, прикурил. Медсестра последовала его примеру. Теперь шофер скорой ехал молча – смотрел прямо перед собой и шмыгал носом. Пол притворился, что ничего не слышит. Зачем ущемлять человеческое достоинство?

Кольера действительно не волновало, будет ли он жить или умрет. Он осознавал, что глубокая яма, в которую он угодил, – это его выбор. Он готов отдать все, лишь бы вернуться домой – к жене и замечательным дочерям! Его миленькая новорожденная доченька – сладкий зайчонок, укутанный в хлопчатобумажные пеленки… Его дурашливые старшенькие дочки, которые вскакивают с дивана и пускаются в пляс, как только папа приходит с работы… Нэт… Гнев и обида, читающиеся в ее взгляде… Сможет ли она его простить? Тяжелые мысли не давали покоя. И в то же время перед глазами стоял умирающий Вебб, невидящий взгляд прожигал сердце насквозь. Этот двадцатилетний парень рос без отца и во многом был похож на него самого, только более мягкий, не такой критичный. Он был хорошим человеком – не то что Кольер. Пол не смог бы жить, если бы бросил его, оставил умирать на мокром цементе.

Держа руку в кармане, он постукивал пальцами по небольшой плоской пачке. Это успокаивало, давало какую-то странную легкость. Сигарет в пачке оставалось всего две. Кольеру ужасно хотелось выкурить их одну за другой, но он решил на всякий случай сэкономить. И вдруг это показалось ему ужасно важным, буквально какой-то целью в жизни. Сохранить сигареты – значит, выдержать экзамен.

Когда они отъезжали, Пол бросил последний взгляд назад. Фары нескольких автомобилей освещали малюсенький кружок во тьме. А где-то невдалеке стоял невидимый «Понтиак», и его бездыханный пассажир испускал радиационные волны в ночную пустыню.

Пол стоял под холодным душем, и вода хлестала бессмысленным потоком, стекая по бруску мыла, зажатому в руке. Он поежился. Два часа под холодной водой. Мыло превратилось в тонкую пластинку, в центре образовалась полупрозрачная впадинка, и Пол ткнул в нее большим пальцем.

В душ заглянул врач в защитном костюме. В белом капюшоне, обрамляющем лицо, он выглядел довольно глупо.

– Продолжайте мыться, – распорядился он. – Я зайду через десять минут.

Он внимательно посмотрел на Пола. Первый час пациент только то и делал, что блевал, и его состояние, судя по всему, очень беспокоило врача.

Из ступора Кольера вывел стоявший рядом водитель «Понтиака», который шлепнул брусочком мыла себя по груди и принялся активно, широкими кругами намыливаться. Пол продолжил елозить плечи своим тонким бруском. Ему было очень холодно. Мыло почти не давало пены. Это было какое-то хозяйственное мыло, изготовленное из технического растительного масла, – желтое и жутко вонючее. Пол бездумно тер голову, грудь, подмышки, мошонку, ноги, а потом снова голову, снова грудь – и так до бесконечности. Водитель скорой делал то же самое. Они мылись и молчали.