Сама невинность - [8]

В предвидении будущего для Софи самым тяжёлым было то чувство безнадёжности, которое она испытывала, когда люди ей не верили, и те болезненные ощущения в желудке, появляющиеся, когда она видела надвигающуюся трагедию и не имела никакой возможности предотвратить её. Это была ноша, которую она несла так давно, что не могла вспомнить, когда именно всё началось, и с течением времени ноша не становилась легче.

Только тётя Вайолет понимала и принимала её такой, какая она есть. Именно поэтому сейчас Софи жила с тётушкой. Вайолет никогда не задавалась вопросом, откуда Софи знает определённые вещи, как она узнает о событиях будущего и каким образом иногда ей удается читать чужие мысли. Кроме того, тётушка увлекалась спиритизмом[14], считала себя перевоплощением Клеопатры и испытывала страсть к чужим драгоценностям, что, конечно, было достаточно неудобно.

Софи повернула на Милл-стрит, тихую улицу, застроенную кирпичными особняками в стиле короля Георга. Здесь она жила. Эти большие дома, окружённые красивыми садами и когда-то считавшиеся вершиной роскоши, сейчас превратились в тяжкую ношу.

Тетушка Вайолет превратила свой дом на Милл-стрит в меблированные комнаты. И хотя сдавать жилье в наём не считалось подходящим занятием для женщины из высшего общества, после смерти мужа для тёти Софи это была единственная возможность. Сейчас особняк был бледным подобием того модного дома, каким он был раньше. Бледно-розовые обои выцвели, хрустальные люстры были покрыты пылью, а ковры на лестницах были протёрты, практически, до дыр, но, несмотря на это, жить в Мэйфере считалось модным. Вайолет, совсем не имевшая денег, но при этом слишком гордая, чтобы жить за счёт подачек родственников, считала, что её дом с семью спальнями – её единственная надежда. Она предложила Софи переехать к ней из Йоркшира[15] и помогать ей управляться с домом и жильцами. Для Софи это предложение стало ответом на собственные молитвы.

Однако сейчас Софи была близка к тому, чтобы пожалеть о том, что она оставила Йоркшир. Открывая кованую железную калитку перед домом тётушки Вайолет, Софи вспоминала свой сон. Она так и видела перед собой рубашку инспектора, бывшую когда-то белой, а сейчас пропитавшуюся кровью. И она прекрасно помнила, как выглядел он сам всего несколько минут назад, когда сидел за тем столом напротив неё – она видела его, но не видела его ауру, не видела света и жизни вокруг него.

Софи с такой силой захлопнула за собой калитку, что задрожала железная ограда, и направилась к дому. Вся эта ситуация была абсурдна. Ради Бога, Майкл Данбар работал в полиции! И если он не сможет защитить самого себя от какого-то безумца с ножом, как можно ждать этого от неё?

Едва она вошла в дом, как Гримсток оказался рядом с ней, чтобы принять шляпку, перчатки и ридикюль. Он отлично выполнял работу дворецкого – удивительное дело, если принять во внимание то обстоятельство, что в молодости Гримсток был одним из наиболее успешных и наглых мошенников на территории Соединенного Королевства. Разумеется, это было до того, как он попал в тюрьму.

Софи, единственная из всех обитателей дома, знала его секрет, но не потому, что он сам рассказал ей. Она просто знала – точно так же, как знала множество других незначительных деталей. Конечно, ни одно уважающее себя семейство не рискнуло бы нанять бывшего жулика в качестве дворецкого. Все знакомые Софи были бы шокированы, стань им это известно. Мать и сестра были бы в ужасе. Однако Софи не собиралась рассказывать кому-либо о секретах в жизни Гримстока. Давным-давно она дала ему понять, что знает о его прошлом, и за всё время своей работы у тётушки Вайолет Гримсток неоднократно доказывал свою преданность, надёжность и благоразумие.

Софи взглянула на него и вздохнула. Не родился еще человек, чьё имя подходило бы ему лучше, чем Гримстоку – его имя[16]. Он был мрачен, как гробовщик. Она подозревала, что именно благодаря выражению своего лица Гримстоку удалось достичь таких успехов в своих похоронных махинациях, но ей не хотелось думать об этом.

– Улыбнись, Гримми, – скомандовала она. – От этого твое лицо не расколется.

– Как прикажете, мисс Софи.

Он героически попытался улыбнуться, она не могла не признать этого, но выглядело это так, будто у него разболелись зубы, и ей пришлось согласиться, что Гримсток безнадежен.

– Неважно.

– Может быть, мне бы и хотелось больше улыбаться, мисс Софи, – сказал он тихонько, – если бы не то, что я нашёл сегодня.

Софи встретила непроницаемый взгляд дворецкого и тотчас же всё поняла.

– Что ты нашёл? – прошептала она. – И где?

– В буфете в столовой. Я стирал пыль с сервиза Споуда[17] и нашёл его, он был спрятан в вазе для бисквитов.

Софи прижала ладони к вискам.

– Это ценная вещь?

– Ожерелье с изумрудами и бриллиантами. Я бы сказал, что достаточно ценное, хотя, как вы знаете, мисс Софи, я никогда не был специалистом по драгоценностям.

– Но где же она могла взять это ожерелье? В последнее время она не посещала ювелиров, не так ли?

Казалось, Гримсток был оскорблён.

– Разумеется, нет. Я ведь абсолютно искренне пообещал вам, что прослежу, чтобы подобное не повторялось. Того случая с золотыми серьгами с лазуритом достаточно.