«Сам Вальтер Скотт», или «Волшебный вымысел» - [16]

Байрон, со своей стороны, незадолго до смерти писал, поправляя не кого иного, как Стендаля, отозвавшегося невысоко не только о литературных достоинствах, но и о личных качествах Скотта: "Я знаю Вальтера Скотта давно и хорошо и, в частности, видел его при обстоятельствах, требующих истинного характера, поэтому должен заверить вас, что характер его заслуживает восхищения, что изо всех людей Скотт - наиболее открытая, наиболее благородная и наиболее благожелательная натура".

Надо отметить, что Вальтер Скотт занимает едва ли не уникальное место среди писателей как объект биографических исследований. Под пристальным взглядом новейших биографов всякие "хрестоматийные лики" рассыпаются и распадаются, изменяясь подчас до неузнаваемости. Вальтер Скотт остается все тем же, каким видели его современники, человеком цельной и добротной натуры. Идут годы, и уже не годы - века, между тем на страницах новых биографических книг о нем виден все тот же энергичный, деятельный здоровяк (даром, что с увечной ногой), от шуточек которого помирал со смеху весь добровольный полк легкой кавалерии, где Скотт одно время служил, и от бесед с которым приходили в восторг самые утонченные собеседники.

Среди собеседников прославленного "шотландского барда" были и наши соотечественники. С некоторыми из них у Скотта установились отношения дружеские и доверительные. Сведения об этих знакомствах были собраны академиком М.П. Алексеевым23, и это своего рода хроника, в которой блистают наши известнейшие имена той поры - генерал Ермолов, художник Брюллов и даже император Николай I, который, впрочем, был тогда еще только великим князем... Но, конечно, в первую очередь по степени интенсивности и близости знакомства надо назвать три имени - Денис Давыдов, его племянник Владимир Орлов-Давыдов и атаман Платов.

"Получил письмо от знаменитого Дениса Давыдова, "черного капитана", который так отличился во время (наполеоновского - Д.У.) отступления из Москвы. Если мне удастся выудить у него несколько историй, это будет большой удачей", - писал Скотт в дневнике во время работы над жизнеописанием Наполеона.

Не нужно думать, будто Вальтер Скотт всегда нам сочувствовал. Он был истый британец, а это означает, что в политике он неукоснительно следовал правилу исключительного своекорыстия: "Права она или нет, но это моя страна". В этом они решительно расходились с Байроном. Интересы страны вне зависимости от их направленности или оправданности составляли для Вальтера Скотта непреложную истину. Поэтому, если интересы наших стран совпадали, как это было в пору войны с Наполеоном, Вальтер Скотт радовался нашим успехам. Если же не совпадали (а это касалось всего Востока), то Вальтер Скотт радовался только нашим неудачам, в том числе неудачам того же "черного капитана".

Как установил академик М.П. Алексеев, прозвище "черный капитан" значилось под портретом Дениса Давыдова, который он послал Вальтеру Скотту, а тот хранил его у себя вместе с кавказским кинжалом и показывал гостям. Однако встречи между ними не произошло...

Зато Вальтер Скотт виделся с двумя другими героями войны 1812 года Ермоловым и Платовым. Матвей Иванович Платов, судя по всему, произвел на знаменитого шотландца особенно сильное, просто неизгладимое впечатление. Надо отметить, что легендарным казачьим атаманом была поражена вся Англия. За ним, когда он прибыл в Лондон, ходили толпы. Дамы старались вырвать по волоску из хвоста его коня. Оксфорд присудил ему почетный университетский диплом, Лондон подарил саблю в золотой оправе. Когда же Платов прибыл на скачки, имеющие у англичан значение национального символа, то поднялась буря восторгов. Говорят, когда Платова везли в фаэтоне на ипподром, то за кучеров у него сидели лорды24. Так что не один Вальтер Скотт интересовался чудо атаманом. Когда же их представили друг другу, то оказалось, что их дальнейшее сближение затруднено из-за взаимного незнания языков друг друга. Скотт ни слова не знал по-русски, Платов - по-английски. Но это препятствие оказалось преодолено сразу установившейся взаимной симпатией. Высшим ее выражением явилась сцена, имевшая место уже не в Англии, а во Франции, и запечатленная очевидцем: "Когда сэр Вальтер был в Париже, он, однажды прогуливаясь по бульвару, услыхал конский топот и, обернувшись, увидел атамана, скачущего во всю прыть, с длинным копьем в руке, сопровождаемого шестью или семью казаками дикого вида. Как только они поравнялись, тот так круто осадил свою лошадь, что она поднялась на дыбы, а он соскочил с нее, бросив поводья одному из сопровождавших, кинулся к сэру Вальтеру, обнял его, расцеловал в обе щеки и, вскочив на лошадь, ускакал, как вихрь". Удивительно ли, что и много лет спустя после этого Вальтер Скотт вспоминал (для сравнения) изрезанное сеткой тонких морщин лицо "атамана Платофф".

Владимир Петрович Орлов-Давыдов, потомок одного из "екатерининских орлов" и двоюродный племянник Дениса Давыдова, был дольше и лучше других знаком с Вальтером Скоттом. Он был представлен Вальтеру Скотту в юношеском возрасте, шестнадцати лет, и сохранял с ним отношения в последующие годы. Он бывал у него в Аббатсфорде, не раз находился в числе избранных гостей хозяина дома, помогал ему в сборе материалов о нашей стране, от него Вальтер Скотт получил сведения и о походе Наполеона, и о "Слове о полку Игореве", которое В.П. Давыдов перевел специально для того, чтобы с ним мог познакомиться чародей воскреситель прошлого. Денис Давыдов собирался сообщить Пушкину об этих близких отношениях своего племянника с Вальтером Скоттом - сохранился черновик его письма. Среди реликвий, привезенных В.П. Орловым-Давыдовым из Англии, была и рукопись Скотта, попавшая к нему, правда, не из рук автора, а через аукцион. Это рукопись романа "Талисман", она у нас сохранилась, и по ней мы можем видеть, как работал неутомимый Вальтер Скотт, как его перо покрывало словами страницы, а затем в печати те же слова производили на читателей впечатления волшебства и чуда.