Сальватор. Часть 3,4 - [14]

— Да, верно, — ответил Людовик, — но ты познакомишь нас пока со своим набобом, договорились?

— Черт побери! Не вижу, что может этому помешать, согласился Петрус. — А кто из нас раньше увидится с Жаном Робером?

— Я, — ответил Людовик. — Я иду сейчас к нему на репетицию.

— Расскажи ему про капитана.

— Какого капитана?

— Капитана Пьера Берто Монтобана, моего крестного.

— А ты написал о нем своему отцу?

— О ком?

— О крестном.

— Как ты понимаешь, это первое, что пришло мне на ум. Но Пьер Берто хочет сделать ему сюрприз и умолял не сообщать ему о своем возвращении.

Людовик покачал головой.

— Ты продолжаешь сомневаться? — спросил Петрус.

— Все это представляется мне слишком невероятным.

— Мне тоже вначале так показалось, я и сейчас порой думаю, что все это мне пригрезилось. Ущипни меня, Людовик. Хотя, признаюсь, просыпаться мне страшно!

— Ничего, — успокоил его Людовик, более выдержанный, чем оба его приятеля. — Жаль только, что Сальватора сейчас нет с нами.

— Да, жаль, конечно, — согласился Петрус, положив Людовику руку на плечо, — но знаешь, дорогой мой, трудно себе представить беду страшнее той, на которую я был обречен. Не знаю, куда заведут меня новые обстоятельства, уверен лишь в одном: они помогут мне избежать падения. На дне пропасти меня ждало несчастье. Неужели я сейчас еще быстрее скатываюсь в другую пропасть? Не знаю. Но сейчас я, по крайней мере, качусь с закрытыми глазами и если, очнувшись, окажусь на дне, то хотя бы пережив перед тем надежду и счастье.

— Будь по-твоему! Помнишь, как Жан Робер вечером в последний день масленицы расспрашивал Сальватора о романе? Давай считать. Во-первых, Сальватор и Фрагола —. у обоих неизвестное прошлое, но роман продолжается и по сей день; Жюстен и Мина — роман; Кармелита и Коломбан — роман, правда, суровый и печальный, но роман; Жан Робер и госпожа де Маранд — самый веселый из всех, роман с сапфировыми глазами и розовыми губами, но роман; ты и…

— Людовик!

— Правильно… Роман таинственный, мрачный и в то же время сияющий — но роман, дорогой мой, настоящий роман! Наконец, я и Рождественская Роза — роман, в котором я жених найденной и вновь потерянной девочки, а Сальватор обещает ее отыскать, — чем не роман, дорогой мой! Даже принцесса Ванврская, прекрасная Шант-Лила, и та, верно, плетет свой роман.

— С чего ты взял?

— Я видел ее третьего дня на бульваре в коляске, запряженной четверкой лошадей; ими управляли на манер Домона два жокея в белых коротких штанах и бархатных куртках вишневого цвета. Я не сразу ее узнал, как ты понимаешь, и сначала решил, что обознался — очень уж велико было сходство. Но она помахала мне рукой, затянутой в перчатку от Прива или Буавена и сжимавшей трехсотфранковый платочек… это роман, Петрус, роман! Теперь скажи, какие из этих романов будут иметь счастливый или несчастливый конец? Бог знает! Прощай, Петрус. Мне пора на репетицию к Жану Роберу.

— Приезжайте ко мне вдвоем.

— Я постараюсь его привезти. А почему бы тебе не отправиться вместе со мной?

— Не могу! Мне нужно привести в порядок мастерскую. В воскресенье у меня сеанс.

— Значит, в воскресенье?..

— В воскресенье мои двери закрыты для всех, дорогой друг, от двенадцати до четырех пополудни. В остальное время дверь, сердце, рука — все открыто для всех.

Молодые люди еще раз простились и расстались.

Петрус стал приводить в порядок мастерскую.

Принять Регину — что могло быть важнее?

Она была у него всего однажды в сопровождении маркизы де Латурнель.

Правда, тот единственный раз решил судьбу Петруса.

Спустя час в мастерской все было готово.

Петрус не только поставил холст на мольберт, но и набросал портрет.

Пчелка сидела под банановым деревом против веерной пальмы среди тропической растительности оранжереи, так хорошо знакомой Петрусу, на зеленой травке и плела венок из необыкновенных цветов, какие дети собирают во сне, а наполовину скрытая в листьях мимозы голубая птичка развлекала ее своим пением.

Петрус так увлекся, что если бы взялся сейчас за палитру, то через неделю портрет был бы готов.

Но он понял, что торопиться нельзя, иначе счастье слишком быстро кончится, и все стер.

Потом он сел напротив белого полотна и представил себе уже законченный портрет, как бывает с поэтом, когда, не написав еще ни строчки, он видит всю свою драму от первой до последней сцены.

Это по праву можно назвать так: мираж таланта.

Капитан вернулся лишь в восемь часов вечера.

Он объехал все новые кварталы, подыскивая подходящий дом, и перечитал все объявления, но так ничего и не нашел.

Он намеревался продолжить поиски на следующий день.

С этой минуты капитан Монтобан расположился у крестника как у себя дома.

Петрус представил его Людовику и Жану Роберу.

Трое друзей провели в обществе капитана субботний вечер и сговорились непременно встречаться всем вместе раз в неделю по вечерам, пока капитан будет жить у крестника.

Что касается встреч в дневное время, то об этом не могло быть и речи.

Капитан исчезал с утра сразу после завтрака, а то и на рассвете под тем предлогом, что подыскивает квартиру или, вернее, дом.

Куда он ходил?

Бог или черт об этом, разумеется, знали, а Петрус даже не догадывался.