Саломи - [54]
— Боже, боже, зачем ты напустил на меня этих большевиков! Камня на камне не осталось от святой старой жизни… Исламы и Тотырбеки на меня свысока смотрят, а я должен им кланяться, просить, чтобы меня приняли в колхоз…
Он опять взялся за работу.
В сарай вошел Хасанбег, снял шапку, встряхнул ее.
— Что слышно, мальчик? — не подымая головы, спросил Джанаспи.
— Да ничего особенного. На нихасе разговор только о прополке… Говорят, что в такую дождливую погоду кукуруза зарастет сорняком. Рассуждают уверенно, смело.
Джанаспи бросил работу и задумался.
— Да, сынок, теперь колхоз окреп и сам по себе не развалится. Война нужна, война!
— Это верно, но скажи, чем мы будем жить до этого?
— Я уже решил: запасов тратить не будем, пойдем в колхоз.
Хасанбег молчал. Джанаспи продолжал говорить, рассматривая починенный чересседельник.
— Пойдем в колхоз, будем работать втроем: женщин туда не пустим — мы до этого еще не опустились.
— Потерпим, отец, — сказал Хасанбег, — не допустят за границей, чтобы эта власть продержалась долго.
Джанаспи встал и ответил сыну:
— Может, смерть за мной придет раньше нашего избавления, может, я умирать буду долго и неохотно с жизнью расставаться, — тогда крикни мне только одно слово — колхоз! И я умру охотно, чтобы не видеть больше этих порядков.
Джанаспи починил сбрую, повесил на стенку и направился в правление колхоза. Хасанбег пошел домой; мать и невестка разговаривали о колхозе. Им было приятно, что они не будут голодать, увидят людей.
Но Хасанбег передал им решение отца, и Фатима привычно покорилась:
— Пусть будет пока так, и дома немало работы.
Как только Джанаспи переступил порог правления, председатель колхоза уставился на него:
— Здравствуй, Джанаспи, что тебя сюда привело? Садись!
— Примите меня в колхоз, Асланбег, — не присаживаясь, сказал Джанаспи и, вынув из-за пазухи заявление, положил его на стол перед председателем.
Асланбег взял заявление и, не читая, отложил его в сторону. Окончив разговор с колхозником, который пришел раньше Джанаспи, он отпустил его, взял бумажку в руки и задумался. Джанаспи был богатым человеком, держал батраков, деньги давал под проценты… Вот здесь хотел открыть магазин… Но во время нэпа он не торговал, одним из первых подал заявление о приеме в колхоз, скот сдал, помещение отдал, против колхозов не агитировал… Почему бы его не принять в колхоз?
Положив свои тяжелые руки на стол, Асланбег сказал:
— Завтра будет общее собрание колхозников, на нем рассмотрим твое заявление. Как скажет народ — так и будет.
— Или примите в колхоз, или посадите в тюрьму, коли думаете, что я враг народа. Продавать мне больше нечего; семья голодает.
— Разберемся! — ответил Асланбег.
Так закончился разговор в правлении.
Шла прополка. Небо хмурилось и часто обливалось слезами. Бурно разросшиеся сорняки заглушали хлеба и картофель.
Не жалея сил, колхозники выдергивали и под корень подрубали сорняки. Передовыми в этой борьбе были Ислам, сын Ислама Николай и Тотырбек. Работали они молча.
В третьей бригаде слышались крики:
— Живей, товарищи! Мы должны победить непогоду, мы должны засыпать наши закрома доверху хлебом!
Это раздавался голос Джанаспи.
Джанаспи вначале добросовестно работал в колхозе, понимая, что за ним зорко наблюдают, но каждый день приносил ему новую горечь: ему казалось, что это не сорняки выпалывают из междурядий, — это его, Джанаспи, жизнь весело уничтожают бывшие бедняки и середняки.
Джанаспи начал отставать в работе и только говорил Хасанбегу:
— Хоть ты-то работай, как другие, не снижай темпов, а не то погибель придет нам…
Хасанбег был молод и силен, но ему противен был колхоз; он тосковал и, как только выпадала свободная минутка, прибегал в село пить араку. Скоро он начал брать араку и на работу.
Однажды во время обеденного перерыва колхозник заметил в кармане Хасанбега бутылку с аракой.
— Хасанбег, ты араку разлил!
Хасанбег глубже засунул бутылку в карман.
— Это не арака, жажда меня мучает, и я в бутылке ношу воду.
— Ты что, ветчины объелся?
— Какая может быть ветчина в нашем разоренном доме!..
— Так дай мне воды, она небось у тебя вкусная! — сказал колхозник, засмеявшись.
— Только для себя осталось, — смутившись, ответил Хасанбег.
Скоро все знали, что Хасанбег пьет, но и выпив, он крепко держался на ногах, работал, и поэтому никто на это особого внимания не обращал.
Хасанбег думал, что дома не знают о его пьянстве, но Джанаспи все знал и не упрекал, надеясь, что заной пройдет.
Как-то Хасанбег пришел домой пьяный. По глазам отца он увидел, что отец заметил его состояние.
— Кажись, опять дождь пойдет! — сказал Хасанбег.
Действительно, через открытую дверь видно было, как с запада надвигались тяжелые тучи.
— Будет ли дождь или нет, но и сейчас видно, что тебя где-то уже промочило, — сказал Джанаспи.
— Да, забежал к родственникам и выпил только две стопки, не больше.
— Это зависит от крепости араки и от размера посуды.
Хасанбег присел в углу на табуретку.
— Клянусь святым Георгием, это была обыкновенная арака, но пил не стопками, а рогами.
Джанаспи еще сильнее нахмурил брови:
— Вот пройдет плохое время, откроем магазин, а ты пропьешь товары!..
Дадаистский роман французского авангардного художника Франсиса Пикабиа (1879-1953). Содержит едкую сатиру на французских литераторов и художников, светские салоны и, в частности, на появившуюся в те годы группу сюрреалистов. Среди персонажей романа много реальных лиц, таких как А. Бретон, Р. Деснос, Ж. Кокто и др. Книга дополнена хроникой жизни и творчества Пикабиа и содержит подробные комментарии.
Знаменитая историческая повесть «История о Доми», которая кратко излагается в корейской «Летописи трёх государств», возрождается на страницах произведения Чхве Инхо «Прогулка во сне по персиковому саду». Это повествование переносит читателей в эпоху древнего корейского королевства Пэкче и рассказывает о красивой и трагической любви, о супружеской верности, женской смекалке, королевских интригах и непоколебимой вере.
В этой книге, которая будет интересна и детям, и взрослым, причудливо переплетаются две реальности, существующие в разных веках. И переход из одной в другую осуществляется с помощью музыки органа, обладающего поистине волшебной силой… О настоящей дружбе и предательстве, об увлекательных приключениях и мучительных поисках своего предназначения, о детских мечтах и разочарованиях взрослых — эта увлекательная повесть Юлии Лавряшиной.
В системе исправительно-трудовых учреждений Советская власть повседневно ведет гуманную, бескорыстную, связанную с огромными трудностями всестороннюю педагогическую работу по перевоспитанию недавних убийц, грабителей, воров, по возвращению их в ряды, честных советских тружеников. К сожалению, эта малоизвестная область благороднейшей социально-преобразовательной деятельности Советской власти не получила достаточно широкого отображения в нашей художественной литературе. Предлагаемая вниманию читателей книга «Незримый поединок» в какой-то мере восполняет этот пробел.
У той, что за стеклом - мои глаза. Безумные, насмешливые, горящие живым огнем, а в другой миг - непроницаемые, как черное стекло. Я смотрю, а за моей спиной трепещут тени.
Мать и маленький сын. «Неполная семья». Может ли жизнь в такой семье быть по-настоящему полной и счастливой? Да, может. Она может быть удивительной, почти сказочной – если не замыкаться на своих невзгодах, если душа матери открыта миру так же, как душа ребенка…В книге множество сюжетных линий, она многомерна и поэтична. «Наши зимы и лета…» открывают глаза на самоценность каждого мгновения жизни.Книга адресована родителям, психологам и самому широкому кругу читателей – всем, кому интересен мир детской души и кто сам был рёбенком…