Саломея. Танец для царя Ирода - [33]

Ранним утром Ирод очнулся от тяжелого беспокойного сна. Ему приснилось, что грозный Посейдон топит его корабль, на котором он возвращается в Галилею. Гигантская черная волна вздыбилась до неба, разрываемого сотнями тысяч огненных стрел, и со страшной силой обрушилась на корабль. Тетрарху слышался треск лопнувших мачт и ломаемой палубы, отчаянные крики тонущих, и он сам оказался в середине поглотившей его бездны. Он тщетно пытался выплыть наверх, к свету, – и не мог! Черная тяжелая вода была повсюду – она затопила его рот, который он раскрывал в отчаянном беззвучном крике, наполнила легкие. Он попытался сделать хотя бы один судорожный вздох – и вдохнул ледяную воду.

У Ирода прервалось дыхание, перед глазами поплыли черно-красные круги. Он понял, что умирает. В груди нарастали ужас и паника, нестерпимая острая боль сковала сердце…

Заставив себя открыть глаза, он мутным взглядом огляделся вокруг. Глаза различили привычную гостиничную обстановку и то, как через полуоткрытую дверь в комнату пробивается солнечный луч. Ирод лежал, боясь пошевелиться, и ждал, когда отпустит боль. Постепенно он смог дышать полной грудью. Все вокруг снова приобрело прежние очертания и яркие краски. Через распахнутое окно слышались негромкие и спокойные разговоры женщин у фонтана. На этот раз смерть пощадила его, но он понимал, что это ненадолго.

Спустив ноги на пол, он слабым голосом позвал Закарию. Опасаясь предательства или нападения, они с Кастулом по очереди бодрствовали за дверью. Распахнулась дверь, и на пороге выросла высокая фигура ничего не подозревающего заспанного Закарии:

– Ты звал меня? Чего прикажешь?

– Принеси воду для умывания и разбуди Кастула. Пойдем в латрины[7]. Потом надо поесть и пройтись по городу, – хрипло произнес Ирод. В голове шумело. Он все еще чувствовал слабость во всем теле. Затылок и виски по-прежнему сдавливал тяжелый обруч.

Спустя некоторое время Ирод почувствовал себя вполне здоровым и в сопровождении охраны вместе с друзьями вышел на улицу.

В те времена дома строились не так, как сейчас. В них не было хозяйственных помещений для бытовых нужд. Лишь в некоторых домах были небольшие кухоньки. Поэтому римлянам приходилось постоянно выходить на улицу, чтобы умыться, справить нужду в общественных туалетах, где они долго и с увлечением рассуждали о высоких материях и политике. Общественные туалеты и термы, где можно было принять ванну и освежиться, располагались в центре города.

Мужчины миновали малолюдные узкие улицы и через какое-то время очутились на уже знакомой центральной улице, ведущей к муниципалитету, базилике и местному амфитеатру, золотой купол которого блестел на солнце, видимый со всех сторон острова. Даже в столь ранний час улица была заполнена снующими взад и вперед людьми.

С утра и до позднего вечера на улицах римских городов продолжалась бойкая жизнь и оживленная торговля. Умывшись, галилеяне направились в сторону муниципалитета, увлекаемые говорливой толпой, и уже через несколько шагов нашли то, что искали, – спрятавшуюся среди раскидистых деревьев уютную харчевню. В небольшом светлом зале за столами сидели и разговаривали редкие посетители. За стойкой стояла миловидная девушка и подавала посетителям тарелки и стаканы, которые перед этим слегка ополаскивала, нагибаясь к каменной раковине с трубой под стойкой.

Галилеяне заказали себе и охранникам горячие лепешки, мед, молоко, разные сорта сыра, оливки, вареные яйца и чечевицу, простую воду. Сев за стол, они с аппетитом приступили к завтраку. Солдаты Ирода расположились у входа.

Поев, мужчины, довольные, откинулись на высокие спинки стульев. Они никуда не спешили, поэтому между ними завязался непринужденный разговор.

– Пройдя по улицам, я понимаю, почему наш господин так любит все римское. И почему пытается привить народам Галилеи культуру Рима. Скажу, что делаешь ты это, Ирод, весьма успешно… – польстил Кастул и искоса поглядел на довольное лицо тетрарха.

Тот усмехнулся. Ирод всегда чувствовал, когда ему льстят. Но когда придворные делали это так тонко и ненавязчиво, как Кастул, он легко поддавался на лесть, принимая ее как должное.

– Ты прав, дружище. Не хочу, чтобы мир считал наши народы отсталыми и необразованными варварами. Рим – могущественная империя. Покорив полмира, она впитала у покоренных народов все лучшее. У греков римляне открыли новых богов и новых философов, из Александрии к ним пришли могущественные Изида и Серапис, из Персии – солнечный бог Митра, у этрусков они позаимствовали Минерву. Даже праздник вакханалии перешел к ним от греков, – напыщенным тоном произнес Ирод, стараясь похвастаться своими знаниями, приобретенными им в Риме в юности.

– Как раз об этом я и говорю, – отозвался Кастул и обменялся с Закарией понимающими взглядами. Оба приятеля хорошо знали слабости тетрарха и по-дружески опекали его.

Кастул был иудеем и придерживался взглядов саддукеев, которые, следуя закону Моисея, допускали сотрудничество с римлянами и заседали в синедрионе.

– Скажи, Ирод, неужели ты искренне веришь, что, создав в Галилее всевозможные блага для жизни, выстроив города и порты, великолепные дворцы, театры и стадионы, ты заставишь яростных фанатиков и язычников поверить в добро, которое дают римляне, чтобы обеспечить покой на своих границах? Или ты надеешься, что зелоты, которые признают только одного бога, один закон и безжалостный удар секиры, с радостью примут римских завоевателей и их богов – Юпитера, Марса, Минерву? Некоторые из ессеев готовы всю жизнь жить в пустыне, ходить в шкурах диких животных и питаться саранчой. Им не нужны мирские блага, никакая роскошь – им нужна только вера в приход Мессии. Ради этого они готовы отдать свою жизнь, – с вызовом сказал Кастул. Посетители удивленно оглядывались на них.