Саладин, благородный герой ислама - [64]

Я получил письмо, посланное мне Вашим величеством, из которого я узнал о смерти моего посла. (Этот посол, подписавший договор о дружбе между Саладином и Исааком Ангелом, умер в Сирии на обратном пути.) Я огорчен тем, что он закончил свои дни на чужбине. Необходимо, чтобы Вы отослали мне его тело и его вещи, с тем чтобы я мог передать их его семье. Впрочем, дурные слухи, которые распускают о германцах, прошедших по моей империи, должно быть, уже достигли Ваших ушей. Я этим нисколько не удивлен, ибо мои враги находят удовольствие в том, чтобы распространять ложь, полезную их замыслам, но если вы хотите знать правду, то узнаете с радостью, что германцы сами понесли убытков больше, гем причинили моим подданным. Они потеряли серебро, лошадей, людей, одни умерли от болезни и нищеты, другие пали от рук моих солдат, убивавших их при каждом удобном случае. Мало кто из них сумел ускользнуть от войск, которые я рассеял в моих провинциях, поручив им неотступно преследовать врага. Германцы до такой степени ослабли, что им не удастся проникнуть в ваши государства. Если они их и достигнут, то будут так истощены, что не смогут ни навредить вам, ни помочь своим восточным христианским братьям. Но почему наша дружба кажется забытой, почему вы не информируете меня о ваших планах и предприятиях?»

Уверения византийца недостаточно успокоили опасения Саладина, ибо его северные границы были лишены военного прикрытия, все его людские и материальные резервы находились под Акрой или на пути к нему. Он с тревогой смотрел в сторону Алеппо, этого ключа к Северной Сирии. Однако, как бы оправдывая заверения Исаака Ангела, германцы в Малой Азии каждый день сталкивались со все новыми трудностями. Фридрих Барбаросса, который надеялся найти в лице противника Саладина Килидж Арслана надежного союзника, встретил враждебность, возрастающую по мере того, как он продвигался в сельджукскую Анатолию. Сыновья султана Икония не одобряли политику своего отца. Они договорились с несколькими главными вождями туркменских племен охранять проходы, отстаивать у германцев хорошие дороги. Старший из его сыновей, Котб ад-Дин Малик Шах II, даже бросил вызов Фридриху Барбароссе возле Икония, с 1074 года столицы турецкой империи сельджуков, после того как она была персидской, македонской и риманской. Он был раздавлен числом, но его победители извлекли мало пользы из своей победы в стране, где все, вплоть до придорожных камней, было им враждебно… Они были рады найти открытыми ворота Икония и отдохнуть в нем несколько дней после своего тяжелого перехода через Малую Азию и этого необычного завоевания пустых деревень, в которых они не находили ни одного пучка соломы для лошадей и ни одной горсти муки для людей. Да, Исаак Ангел отомстил крестоносцам за Филиппополь и оскорбления, которые он вынужден был вынести, будучи не в состоянии на них ответить. Он радовался несчастьям Фридриха Барбароссы. Что стало с этой сильной, такой уверенной в себе армией, которая свободно передвигалась повсюду, как в завоеванной стране? Ее запасы были истощены, и голод, ужасный голод в неведомой стране сопровождал ее везде, куда бы она ни пошла, и каждый день был страшнее предыдущего! В византийских тавернах рассказывали даже, что германские крестоносцы вынуждены были забивать своих лошадей и употреблять их в пищу… Эти храбрые рыцари Фридриха Барбароссы, которые отправились так далеко, чтобы отвоевать Иерусалим, пересекли Европу с севера на юг, после пяти дней отдыха в Иконии приготовились спуститься в сирийские степи? Они должны были выбрать между двумя дорогами. Бросив взгляд на карту, можно увидеть, что начиная с Аданского залива до аравийского Ирака в огромную круглую арку разворачивается хребет, образованный Тавром и возвышенностями Курдистана, в которых открываются два пути: один — на юг, это древняя царская дорога из Хамадана в Вавилон, другой — на север, через расселину Верхнего Евфрата. 30 мая Фридрих Барбаросса перешел Таврские горы возле Ларанды, двинулся к турецко-армянской границе Тавра Киликийского, откуда он спустился через армянскую тогда провинцию восточную Исаврию, до порта Селевкия, расположенного почти напротив Антиохии. Добравшись из Регенсбурга на Дунае в Селевкию, Фридрих Барбаросса вместе со ста тысячами в большинстве своем пеших воинов одолел расстояние около двух тысяч пятисот километров! Шестьдесят тысят германцев умерли по дороге! Да, шестьдесят тысяч! Их останки оставили след от этого Третьего крестового похода, который увел стольких благочестивых воинов от границ Баварии до Иконийского султаната, по всей Европе. Когда они готовились вступить в Сирию, из них уцелело только сорок тысяч. Тем не менее их еще было достаточно, чтобы Саладин забеспокоился, узнав об их появлении со стороны Антиохии. Приближение такого числа воинов, замечает Рене Груссе, «представляло самую грозную опасность, которой сирийский ислам подвергался до монгольского нашествия».

Один нелепый несчастный случай, круто изменивший ход назревавших исторических событий, стоил жизни германскому императору. Фридрих Барбаросса, намереваясь спуститься к Адану и Антиохии, во время длительного перехода сделал привал на берегах Селефа, чтобы снять усталость он решил искупаться и утонул. Таков был трагический конец этого храброго солдата, который в семьдесят лет отправился во главе огромной армии отвоевывать Палестину. Эта неожиданная смерть была с радостью встречена во всем исламском мире. Особенно ликовал Саладин. Ибн ал-Асир так рассказывает об этом событии: «Если бы Аллах, — пишет он, — не явил мусульманам свое расположение, погубив короля германцев в тот момент, когда он готовился пересечь сирийские границы, то сегодня можно было бы написать: Сирия и Египет, которые когда-то принадлежали исламу…»