Саладин, благородный герой ислама - [59]

При сдаче Аскалона Саладин пообещал вернуть Ги де Лузиньяну свободу, так же как и некоторым из его плененных сподвижников, через восемь месяцев. Когда этот срок истек, Саладин, прежде чем освободить бывшего короля Иерусалима, заставил его поклясться на Евангелии, что он отречется от своего королевства, вернется в Европу и никогда больше не поднимет свой меч против ислама. Лузиньян поклялся. Если верить норманскому поэту Амбруазу, Саладин не поверил ни одной клятве, данной Лузиньяном. Но, будучи мудрым политиком, он предпочел отпустить Лузиньяна к христианам, на случай, если те пожелают избрать нового иерусалимского короля, права которого не могли бы быть оспорены. Он никогда не переоценивал военный талант Лузиньяна. Он знал, что тот был «неудачник», как пишет один наш поэт, и что он не был на войне «ни ожесточенным, ни грозным». Этот соискатель на иерусалимский трон был предпочтительнее любого другого. Ибо в Тире по-прежнему находился опасный враг, претендующий на корону, хитрый и смелый Конрад Монферратский, который взял в свои руки дела христианства. Как только Лузиньян получил возможность покинуть свою тюрьму в Тортосе, он заставил церковный собор епископов освободить его от данной клятвы, собрал нескольких уже успевших разбрестись христиан и отправился в Тир, чтобы вступить во владение городом. Но Конрад Монферратский закрыл ворота у него перед носом, велев ему передать записку, в которой говорилось, что он является «только наместником королей, живущих по ту сторону моря, и что они не разрешили ему отдать Тир». Итак, поражение под Хаттином уничтожило прошлое. Иерусалимская династия была не более чем воспоминанием, и трон Иерусалима был свободен. Отныне отвоевание Святой Земли породит новое право. Вот почему маркграф Монферратский объявил, что сохраняет Тир за собой, ожидая, что право будет определено западными суверенами, то есть германским императором, королем Франции, королем Англии, прибытие которых ожидали. Изгнанный из Тира, Пи де Лузиньян осмелился затеять дерзкое предприятие: отбить Акру, прекрасно укрепленную мусульманами, которые держали в нем сильный гарнизон. С двумястами рыцарями норманнского короля Вильгельма II Сицилийского, прибывшими незадолго до этого в Триполи, он предпринял одну из самых безумных и героических экспедиций за весь период крестовых походов, пустившись в путь через район, который был целиком под контролем Айюбидов. Этот поход из Тира, откуда он был изгнан, в неприступную Акру, своего рода вызов. «Франки, — пишет Ибн ал-Асир, — прошли вдоль берега моря на выходя ни на равнину, ни на скалы, ни в укрытия. Их суда плыли в один ряд и были готовы прийти им на помощь при первой необходимости и в случае непреодолимой преграды взять их на борт». Этот поход крадучись среди вражеской страны свидетельствует о незаурядной смелости. И вид этой горстки суровых нормандцев, плывущих по морю, чтобы атаковать вторую по значению крепость Палестины, ведомых королем без королевства, отверженным большинством своих бывших подданных, был поистине величественным. Каковы бы ни были прошлые ошибки Гй де Лузиньяна, совершив этот поступок, он показал себя великим христианином. Мусульмане любят повторять поговорку о крупице песка, которая может остановить колесо фортуны, Ги де Лузиньян стал этой крупицей, перевернувшей ход событий, а как это случилось, мы увидим дальше.

Когда Саладин узнал, что нормандцы только что пересекли приблизительно в шестнадцати километрах от Акра мост, переброшенный на Ксимье, вошли в соприкосновение с несколькими мусульманскими конниками, назначенными для охраны моста, и убили их, он понял, что война еще не закончена. Но он не думал, конечно, что еще в течение приблизительно пяти лет, вплоть до самой своей смерти, он вынужден будет сражаться, беспрестанно набирать новых рекрутов, и что эта война вызовет постоянно растущее недовольство у его эмиров, которые бились на этих берегах вот уже двадцать лет и устали от этой герильи против христиан, от священной войны, которую все же необходимо было возобновить. Эти герои были застигнуты врасплох, пока они грезили о своих кальянах, вспоминали о благовониях и сладостях. Если не считать наемников, которым платили за то, чтобы они умирали, владыки ислама были заинтересованы еще и в тех, кто умел сражаться, ибо франки с терпением и мужеством побежденных повсюду пополняли и восстанавливали свои склады оружия и продовольствия. Они даже то здесь, то там переходили в наступление. И действительно 22 июля 1189 года султан вынужден был отправиться в Торонский замок, который он отбил у христиан и гарнизон которого христиане старались выманить хитростью. Эта крепость, прозванная арабами «Замок одинокой Скалы», была построена в 1105 году Гуго де Сент-Омером, государем Галилеи. Расположившись в двадцати двух километрах к востоку от Тира и в девятистах метрах над уровнем моря, он основал одну из самых важных крепостей Палестины, благодаря чему владыки Торона играли значительную роль в истории Иерусалимского королевства. Пока воины из обеих лагерей вызывали друг друга на поединки, устраивали засады и гонялись друг за другом вокруг неприступной цитадели, гораздо более важные события вскоре превратили рыцарскую герилью в безжалостную войну. На Восток прибыло первое посланное с Запада подкрепление. Эскадра из пятидесяти двух военных кораблей под предводительством дожа Орео Мастроприето высадила в восьми милях к югу от Тира венецианских и пизанских солдат, которые вскоре присоединились к войску Гй де Лузиньяна, чей лагерь размещался на холме перед Акрой. В то же время корабли дожа начали блокаду порта.