Саладин, благородный герой ислама - [16]

Высокая крепость, которая возвышается над Каиром, была построена Саладином. Сначала он жил во дворце визиря, а дворец халифа отдал своим эмирам, но после падения Фатимидов и восстановления суннитского вероисповедания, гонимого ортодоксальными шиитами, Саладин, опасаясь Каира, его народных мятежей, ненависти лишенных власти чиновников, выбрал лучшее место, откуда можно контролировать город. Новый владыка Египта устроил там свою резиденцию, и Макризи рассказывает, что он выбрал это место потому, что мясо сохранялось здесь свежим два дня и две ночи, тогда как в городе портилось за один день. Построить крепость было поручено евнуху Каракушу. Этот удивительный министр, наполовину сумасшедший, наполовину мудрец, разгрузил бюджет, который ему выделили для расходов, разрушая маленькие пирамиды в Гизе и используя в качестве каменоломни третью по величине пирамиду Микерина. Огромные, прекрасно обработанные блоки, заимствованные в мавзолеях Фараонов, послужили фундаментом для крепости Саладина. Каракуш оставил после себя особую память. Шут, являющийся одним из классических персонажей любого театрального представления, носит имя министра Саладина и кажется достойным этой чести, если верить мусульманским историкам, которые сохранили для нас некоторые высказывания этой выдающейся личности. «Некая вдова, — пишет один из них, — попросила у Каракуша саван, чтобы похоронить своего мужа, тот ей ответил: «Казна, предназначенная для раздачи милостыни, сейчас пуста, приходи через год, ибо тогда, с помощью Аллаха, я смогу дать тебе саван»». Другой, очень известный в эпоху Саладина историк, отнесся к Каракушу более благосклонно. В Каире была совершена крупная кража, весь город пришел в волнение. Каракуш спросил у потерпевших, была ли их улица перекрыта воротами, как было в обычае, они ответили, что да. Тогда он приказал снять с петель и принести ворота, и собрать перед ними всех жителей улочки. После этого он приложил свое ухо к воротам, как будто внимательно выслушал их, и сказал: «Ворота сообщают мне, что человек, который украл деньги, носит на тюрбане перо». Вор невольно поднес руку к своему тюрбану и тем самым выдал себя.

Арабы прозвали новую крепость «Горный замок». К ней вела крутая тропа, окруженная высокими стенами. Гильом Тирский, впечатленный огромными богатствами, красотами и наслаждениями, которые можно было найти в Каире, описал прием, оказанный христианам во дворце Саладина: «Поскольку дом этого владыки обладает сокровищами необыкновенными, подобных которым невозможно найти нигде в мире, мы здесь подробно опишем то, о чем узнали из рассказов христиан, бывавших у этого великого государя, о его роскоши, богатствах и необычайном великолепии. Как только Гуго Кесарийский и рыцарь из ордена тамплиеров Годфруа прибыли в Каир, толпа слуг с обнаженными мечами провела их во дворец Саладина по узким переходам и мрачным залам, охраняемым вооруженными эфиопами. Миновав два поста охраны, они достигли просторных залов, выложенных мрамором различных цветов. Там они увидели портики для увеселительных прогулок, поддерживаемые мраморными колоннами. Их потолки, искусно украшенные резьбой и инкрустированные золотом, сверкали во мраке. Зрелище было столь восхитительным, что христианские князья не могли отвести взгляд и насытиться созерцанием этих произведений, совершенство которых превосходило все то, что они видели ранее. Там были фонтаны, откуда била вода, проходя по золотым и серебряным трубам, птицы с ярким оперением, поющие чарующими голосами. Оттуда разукрашенные евнухи повели христиан в другие залы, которые были еще прекрасней предыдущих. Там было множество различных животных, создать которых могли только кисть художника, воображение поэта и душа, затерянная в лабиринтах ночных сновидений. После многочисленных поворотов и зал, способных задержать даже того, кто очень спешит по своим делам, они, наконец, прибыли в собственно царский дворец, где находилась толпа военачальников и придворные, выделявшиеся роскошью оружия и костюмов, и где сами помещения демонстрировали богатство и несметные сокровища владельца. Когда они были допущены и проведены во внутреннюю часть дворца, визирь оказал своему повелителю подобающее почтение, он бросился два раза на землю, чествуя его и поклоняясь ему в манере, с которой в других странах никто не привык выказывать своего уважения. Когда визирь пал на землю в третий раз и снял меч, висевший у него на шее, занавес, расшитый золотом и крупным жемчугом и затемнявший трон в центре зала, резко раздвинулся и показался халиф. Лицо его было открыто, он сидел на золотом троне в одеждах, превосходивших пышностью королевские». Таков рассказ Гильома Тирского.

Эта большая крепость Каира, построенная Саладином, и сегодня производит неизгладимое впечатление на тех, кто ее посещает, огромным количеством дворов, садов, извилистых коридоров, казарм, дворцов, скалистыми стенами, падающими отвесно, опасными для жизни местами, самыми высокими минаретами в Каире и вырытыми ниже уровня Нила колодцами. Именно под сенью этой громадной крепости в эпоху Саладина, в течение месяца шавваль, перед отъездом паломников в Мекку проходили ярмарки, славящиеся по всему Востоку. Сколько раз Саладин, оставляя свои государственные дела, теплыми восточными вечерами, навеки врезавшимися в память тех, кто имел счастье их наблюдать, должно быть, созерцал с высоты своей цитадели знаменитый Каир. В сумерках, когда город затихал, возможно, он и осознал, увидев вдруг появившийся всполох на каком-нибудь куполе или минарете, что величие славы и могущества более нереально, чем вечерние огни, вспыхивающие на горящем горизонте. Сколько раз паладин ислама склонялся над этим роскошным сказочным городом, наполненном суматохой, светом, разношерстным народом, — Каиром, городом, одного названия которого было достаточно, чтобы привести в восторг жителей Дамаска или Гранады, мечтающих в прохладе своих пропахнувших апельсинами патио об этой жемчужине плодородного Нила. С высоты крепости были видны необъятные просторы: на западе простирались широкая и спокойная поверхность реки и возделанные земли, которые ею орошались, на горизонте на скалистых отрогах ливийской горы просматривались очертания большого числа огромных, таинственных и вечных мавзолеев фараонов. На юге открывался прекрасный вид на возвышенности, покрытые ветряными мельницами, и огромный город мертвых с могильными холмами и гробницами, теснящимися вокруг пышных надгробных памятников халифов. Но пока солнце высоко в небе, великолепная панорама лишена своего очарования. Серый, желтый, коричневый, ослепительный белый, немного зеленого, приглушенного пылью или своей удаленностью, — вот встречающиеся цвета. Но на заре, или, еще лучше, вечером, перед тем как небесное светило исчезнет за последней ливийской горой, небо, наполняя землю своим сиянием, превращает Каир в сказочный город, достойный своих восточных соперников. В это время он весь утопает в пурпуре, воды Нила переливаются золотистым цветом, поля искрятся, а вдали на горизонте выделяются ярко-фиолетовые горы… Таков был Каир.