Сакральный эрос Третьего Завета - [32]

Строительство домов согласно точной ориентации по сторонам света — важная вещь, которой, тем не менее, европейцы полностью пренебрегают, потому что утратили истинное понимание креста, одновременно соединяющего и разделяющего северную, южную, западную и восточную точки.

Север есть неподвижность, отсутствие вечно меняющегося динамизма жизни. Это убежище для интеллекта, ибо один лишь север даёт ему необходимый отдых в абстрактном осмыслении, не беспокоя его новыми воздействиями.

Если бы на свете был один лишь север, Человек знал бы всё — ибо всё было бы достаточно спокойно, чтобы позволить ему видеть каждую вещь в её мельчайших деталях.

Была бы вечная ночь — и Человек был бы её царём.

Юг же, напротив, является источником вечной жизни. Это та главная точка, наделяющая жизнью наши органы, которые стыдится замечать интеллект, потому что они непрестанно напоминают ему о его недостаточности: его неспособности следовать головокружительному курсу Вселенной, её мобильности, её своенравным изменениям.

Если бы существовал только юг — на Земле не было бы ничего, кроме диких зверей.

Посредники, запад и восток — проходы между двумя крайностями, и восток обозначает Человека, пришедшего из Жизни и уходящего в Неподвижность или Смерть, в то время как запад есть точка, где Смерть поворачивается к Жизни и подготавливает Возрождение. Но запад всё ещё несёт в своей сути элементы Смерти…

Когда дом построен в соответствии с наукой о главных точках горизонта, человек ночью ложится головой на север и ногами на юг. Таким образом, его интеллект действительно успокаивается во сне, а Жизнь, всегда плодородная во тьме, беспрепятственно проникает в тело, согласно закону природы, сверху вниз.

Более того, будучи правильно ориентировано, дремлющее тело человека получает, через правую руку и органы правой стороны своего тела, отголоски восстановительных толчков мировых сил; в то время как с его левой стороны — сильнее всего от левой руки и из сердца — уходит избыток того, что должно умереть, иными словами, вернуться к Корню, к центру Земли, где потрескивает возрождающий огонь…

И в нужное время вы увидите причину, по которой написаны эти строки.

Глава 3. Крещение

Когда я выпила молоко и съела кусок чёрного хлеба, и когда служанка вышла, ещё раз сказав мне, что гости, для которых была приготовлена южная комната — семья Васильковских: отец, мать и сын, и для них вечером будет устроен бал, я почувствовала, что мне нужен сон.

Я задёрнула шесть пар занавесок на шести окнах, оставив последнее широко открытым, и сняла с себя одежду, стеснявшую моё тело.

Из большого комода я достала длинный халат из небелёной ткани, усыпанной вышитыми арабесками — квадратами, треугольниками, звёздами, составляющими то, что именуется русским узором, но на деле же являет собой священные писания монголов, затерянных и растворившихся на безграничных русских равнинах за двести лет их победоносного вторжения — и я надела этот халат прямо поверх своей сорочки.

Я бросила всю снятую с себя одежду на турецкий диван, стоявший напротив юго-западной стены, достаточно близко к моей кровати, простиравшейся на диагонали от юга к северу, до трёхпанельной раскладной ширмы, защищавшей её изголовье.

И тут я увидела остатки своего обеда на стуле.

«Кто знает — вдруг она подумает, что надо придти за ними?» — сказала я себе, и, дабы избежать столь докучливого события, я отнесла тарелку в коридор, оставив её на полу справа от двери.

Вернувшись в комнату, я привела в порядок свесившиеся с письменного стола листы бумаги. Это была полезная предосторожность — ведь при сквозняке из открытых окон стол не был достаточно безопасным местом для лирических откровений, что были доверены этим страницам.

«Я, несомненно, сожгу всё это, — подумала я почти вслух, — это всего лишь глупости, написанные ничего не знающим человеком.»

Листы бумаги исчезли в глубинах единственного ящика стола, и я отправилась обратно в кровать.

Я должна добавить одну деталь для моих читателей: в моей спальне, как и в комнате любой русской девушки хорошего традиционного воспитания, не было зеркала — поскольку считалось, что юная девушка с хорошими манерами не должна размышлять о собственной красоте. Конечно же, возле моих икон был маленький туалетный столик со скромной белой занавесью, прикрывавшей мелкие принадлежности для гигиены тела и волос — но зеркало, символ великих свобод, появилось бы там только в день моей помолвки. А в настоящее время место для него было помечено гвоздём, вбитым в тонкую дощечку, поддерживавшую занавесь на некоторой высоте над столом. На этом гвозде с самого дня Ивана Купалы висел венок из диких цветов. Его красно-золотистая лента всё ещё была на месте, среди сухих стеблей.

Перед тем, как растянуться на кровати, я распустила свои длинные медово-светлые волосы, размышляя напоследок: «Нужно очень крепко выспаться, чтобы быть бодрой сегодня ночью… ровно в час.»

Эти последние три слова завершили моё предложение, почти независимо от моей воли, и я повторила их довольно громко: «Да, ровно в час.»

И тогда я опустилась вниз на пуховую подушку.