Сакральные древности Крыма. Мифы, легенды, символы, имена и их отражение в искусстве - [78]

«Трифункциональная теория» сразу же привлекла к себе внимание всех исследователей истории культуры, религии, мифологии. Наряду с горячими сторонниками были и скептики. Ряд исследователей отмечал наличие отклонений от этой схемы в различных культурах, в частности то, что на известном этапе воинские добродетели возобладали над жреческими. Французский академик сам предвосхитил возражения, подчеркнув, что в каждом конкретном случае приходится решать вопрос: в какой мере трифункциональная структура, безусловно иллюстрируемая символическими предметами, реально существовала в обществе? Так, скифское общество времен Геродота и более позднее, уже далеко уклонилось от традиционной индоевропейской или индоиранской модели, которую принято возводить ко III–II тыс. до н. э. Его сословия сильно трансформировались, приблизившись к окружающим кочевым народам (сарматы, хунну и т. п.). Едва ли в Скифии жречество продолжало существовать как обособленная группа, считает Дюмезиль. Скорее, религиозные акты отправлялись главными лицами — начиная с царей и кончая главами семейств. В этом скифы были сходны с индоевропейцами востока и севера Европы — славянами и германцами: у последних место главного мага, его знаки отличия и власть, подобно Одину в мифологии, получает король. В целом, общественный строй скифов был, полагает Дюмезиль, скорее двухсословным, нежели трифункциональным; в нем различались аристократия (вожди, князья) и своеобразный плебс (войско). Таким образом, представления о трех социальных слоях, следы которого сам Дюмезиль отмечал у скифов, на позднем этапе их существования являлись скорее идеальной моделью, застывшей концептуальной традицией, продолжавшей существовать в сфере идеологии. Фактически он допускал трехчленное деление общества только для индоарийцев и части иранских племен («народ Авесты»). Тем не менее российские последователи Дюмезиля все же находили такое трехчленное деление в скифском обществе (Э. А. Грантовский, Д. С. Раевский, A. M. Хазанов).

Однако следы существования в сознании этой «индоевропейской идеологии» или идеализированной схемы вновь проявились в средневековой Европе в виде трех сословий. Относительно последних известно, что знаменитые три категории — oratores, bellatores, laboratores, — появились в IX–X веках как бы внезапно, причем поначалу в англосаксонских хрониках. Каждая категория характеризовалась особой функцией: «laboratores — это те, кто своим трудом обеспечивает наше существование; bellatores — это те, кто защищает наши города и нашу землю от завоевателей; oratores — это те, кто заступается за нас перед Богом. В самом деле, крестьянин должен трудиться, чтобы нас прокормить, солдат — воевать против наших врагов, а служитель Божий — молиться за нас и вести духовную брань с невидимым врагом», — говорится в англосаксонском тексте X века. Распространение этой столь похожей на древнеиндийскую схемы, ставшей, в свою очередь, основой трехсословного деления в средневековой Европе, служит новым подтверждением концепции французского ученого.

Споры, вероятно, будут продолжаться. Но вместе с тем, несомненно, что теория трех функций, дающая интерпретацию социорелигиозных представлений в связи с реальным процессом общественной жизни и социальных отношений, знаменует новый и важный этап в изучении религиозных и мифологических систем, который не может обойти ни один исследователь.

Второй областью научных исследований Дюмезиля было кавказоведение. Интерес к Кавказу пробудился у французского ученого с первых дней научной деятельности. Уже в 1928 году он предпринимает путешествие в Сванетию. В дальнейшем он проводит исследования среди кавказских народов, переселившихся в Турцию в 60-х годах XIX века и сохранявших свой язык, обычаи, фольклорные традиции. Этот «второй Кавказ» и стал предметом пристального внимания Дюмезиля. Впервые в 1930 году, а с 1954 года почти ежегодно он совершает научные поездки в места поселений турецких кавказцев, записывает тексты, изучает быт, фольклор. Вместе с тем он внимательнейшим образом следит за кавказоведческой литературой, издающейся в СССР, ведет оживленную переписку с советскими кавказоведами. Дюмезиль занимался всеми тремя группами кавказских языков: южными (лазский), восточными (ингушский), западными (убыхский, кабардино-черкесский, адыгейский). Особенно велики его заслуги в изучении западной группы: им была создана первая сравнительная грамматика этих языков.

Мифологические и кавказоведческие исследования Дюмезиля развивались параллельно и пересеклись в области изучения осетинского эпоса о героях, называемых Нартами. Результаты этой встречи оказались на редкость плодотворными, так как ученый был во всеоружии как мифолого-фольклористической эрудиции, так и кавказского материала.

В 1930 году вышла книга Дюмезиля «Легенды о Нартах». Со времени публикации известной статьи Вс. Миллера «Черты старины в сказанияхи быте осетин» (ЖМНП, авг. 1882) это был самый крупный и позитивный вклад в познание генезиса и содержания сказаний о Нартах. В книге выделены основные циклы сказаний, сохраняющие свое значение и по сей день («Урызмаг и Сатана», «Хамыц и Батрадз», «Созырыко и Сослан») и второстепенные. Автор весьма обстоятельно излагает содержание сказаний каждого цикла, привлекая не только осетинские, но также кабардинские, западно-адыгские, балкарские и другие варианты. Вслед за Вс. Миллером, но с более развернутой аргументацией Дюмезиль убедительно доказывает прямую преемственность в эпической традиции от геродотовских скифов до современных осетин. Он, в частности, подчеркивает, что имя центральной нартовской героини Сатаны тождественно имени аланской принцессы Сатиник, которую, по Моисею Хоренскому, воспевали армянские рапсоды. Имена героинь не просто созвучны, их роднит сходство сюжетной и психологической ситуации в осетинской и армянской легенде.