Сахбо - [12]

Шрифт
Интервал

Доктора искали. Отец нужен был не только нам с Марьюшкой. Больница осталась без заведующего и хирурга, больные — без доктора. К нам приходили какие-то люди в военной форме и что-то искали. Они перерыли все в столе отца, в его аптечке. Меня заставляли подписывать акты. В школу я не ходил. К нам пришел директор училища, прибегали ученики. Я не уходил никуда. Мне казалось, без меня придет отец и снова уйдет. Два раза меня вызывали: раз в милицию, раз в исполком, может быть, и не в исполком. Я плохо тогда разбирался в советских учреждениях. Но оба раза меня подробно спрашивали, при каких обстоятельствах исчез отец. Я отвечал одно и то же:

— Обстоятельств никаких не было. Его позвали к больному, и он ушел.

— К какому больному? — спрашивали меня.

Я отвечал:

— Не знаю. Отец всегда уходил к больным. И всегда возвращался…

— А здесь не вернулся?

— А здесь не вернулся.

— Но в этот раз он ушел поздно, — возражали мне.

— Он часто уходил поздно…

Не могу теперь понять, почему я не рассказал о наших соседях, о ранении старшего Ходжаева, о разговоре с Мухабботом, даже о Сахбо я ничего не сказал. Может быть, поглощенный тревогой об отце, я забыл об этих «обстоятельствах», может, не считал их «обстоятельствами».

Марьюшку тоже вызывали.

Дни шли как в чаду. Молодость брала свое, и ночью я спал. Марьюшка не забывала кормить меня — и я ел. Но днями я томился в невыразимой тревоге.

На десятый день отсутствия отца на рассвете раздались ружейные выстрелы. Стреляли где-то около старой крепости. Потом ухнула крепостная пушка.

Марьюшка соскочила с постели и, набрасывая на себя юбки и прикрывая распущенные волосы платком, выбежала во двор. Я был там уже раньше нее. Открыв узкую калитку, мы прислушивались, как просыпался Старый город, разбуженный пальбой…

Что-то случилось. В городе шла драка, но мы не понимали, чья и с кем. Я сбегал домой за ичиками, тюбетейкой и выскочил со двора. Марьюшка попыталась удержать меня, уговаривая и грозя, но я уже вырвался из-под опеки нянюшки и не послушался ее. Марьюшка осталась у ворот, всхлипывая и громко сморкаясь.

Из соседних домов и халуп выбегали мужчины и мальчишки моего возраста. Женщин совсем не было. Видно, напуганные, они прятались на своей половине, держа около себя детей помладше.

В это утро ремесленники не приступили, как обычно, к работе. Кузнецы и медники потушили уже разведенные огни, лудильщики спешно закрывали открытые было мастерские. Я постарался поскорее выбраться из лабиринта кривых уличек и побежал, как и другие, к крепости. Но до крепости мне не удалось добраться. Неожиданно меня чуть не опрокинула дико ревущая толпа. Мимо ветром пронеслись развевающиеся пестрые халаты. Следом за бегущими промчались сытые кони с молодыми джигитами в седлах. Утренний ветер ударил запахом гари. К лиловому небу взметнулись черные мохнатые столбы дыма. Поднявшись, они стали растекаться над плоскими крышами, клубясь, как черные грозовые тучи. И сейчас же сквозь эти тучи прорвались огненные языки. Они медленно потянулись к небу, припекая его. Небо стало багровым. С площади полетели черные хлопья и обжигающие искры. Запах гари усилился. В уши, разрывая воздух, ударил не то стон, не то крик, слитые в один вопль.

Не знаю до сих пор, услыхал я или сам догадался, что дома горят в Пургасовском переулке, где живут русские, и что эти дома поджигают фанатики, подстрекаемые муллой, и что там идет резня… убивают русских.

За себя я не боялся, так как на улице никто не смог бы отличить меня от узбека. В благоразумии Марьюшки я не сомневался: она не выйдет из дому; жили же мы далеко от крепости, среди мелких узбекских ремесленников, народа трудового. Им было не за что ненавидеть русского доктора, который лечил их. Будь отец сейчас в Коканде, я твердо верил, ему не угрожал бы кривой кинжал мусульманина.

Теперь ремесленники и торговцы бежали мне навстречу, стремясь уйти от того, что происходило в крепостном районе. Я тоже повернул в сторону, пронесся по мосту над Саей по дороге в Новый Коканд.

Не знаю сам, как и зачем я очутился около дома, где мог бы жить с отцом. Улица была пустынна. Окна домов закрыты ставнями, словно здесь еще никто не вставал и день не начинался. Но тишина и безлюдье походили скорее на смерть, чем на благополучие. Я ощутил усталость и сел на ступени крыльца, прислонив голову к его резной колонке. Совсем некстати мне вдруг вспомнилось, как отец рассказывал, что наличники окон, крылечки и деревянные лестницы этих двухэтажных домов выполняют столяры-резчики по рисунку старых русских мастеров. «Улицы русского квартала в Коканде, — говорил он, — похожи на улицы Рязанской, Ярославской губерний». При этом он грустнел: вспоминал, верно, Россию, которую давно покинул, а может быть, и мою мать.

Раньше я не задумывался над всем этим. Но сейчас я взрослел с каждым часом. Мне становился понятен мой отец, его полная, безотказная отдача себя делу, его доброта к людям.

Где был мой отец? Жив ли он?

По улице пронесся отряд красноармейцев. Они мчались в Старый Коканд. Я поднялся и пошел следом. На мосту кто-то позвал меня:

— Леша!

Второй раз случилось чудо: передо мной стоял Сахбо…


Еще от автора Леонид Васильевич Соловьев
Очарованный принц

Пятый десяток пошел Ходже Насреддину. Он обзавелся домом в Ходженте и мирно жил со своей женой и семью ребятишками. Его верный спутник в былых странствиях – ишак – тихо жирел в стойле. Казалось ничто, кроме тоски по былой бродячей жизни, не нарушало ставшего привычным уклада.Но однажды неожиданная встреча с необычным нищим позвала Насреддина в горы благословенной Ферганы, на поиски озера, водой которого распоряжался кровопийца Агабек. Казалось бы, новое приключение Ходжи Насреддина… Но на этот раз в поисках справедливости он обретает действительно драгоценное сокровище.Вторая книга Леонида Соловьева о похождениях веселого народного героя.


Повесть о Ходже Насреддине

Есть книги, которые становятся подлинно народными. Их читают с увлечением люди разных возрастов и разных характеров, читают, улыбаясь и хохоча, чтобы вдруг задуматься, взгрустнуть и понять то, что не приходило им в голову раньше. К числу таких славных и мудрых книг относится «Повесть о Ходже Насреддине» — Главная книга писателя Леонида Соловьева, удивительный сплав сказки, были и философских мечтаний, воплощенных в земные образы.


Здравствуй, Ходжа Насреддин!

Драматургическая дилогия Виктора Витковича и Леонида Соловьева «Здравствуй, Ходжа Насреддин» включает пьесы «Веселый грешник» и «Очарованный принц». Их герой, известный персонаж восточных легенд Ходжа Насреддин – защитник бедняков и достойный противник хитроумных мошенников «с положением». Первая часть дилогии отличается остроумием, добрым и жизнерадостным настроением, вторая написана в несколько ином, более философском стиле.


Книга юности

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Севастопольский камень

«…Далекий гул, что слышал ночью Прохор Матвеевич, трясясь в кузове полуторатонки, возвестил о близости Севастополя: то ревели наши и немецкие пушки. Глухой и ровный гул шел, казалось, из самых недр земли, сотрясая ночь. Придерживаясь за крышу кабинки, Прохор Матвеевич встал и осмотрелся. Все было темно кругом, грузовик шел долиной. И еще много раз вставал Прохор Матвеевич, придерживаясь за крышу кабинки, и по-прежнему ничего не мог рассмотреть в темноте. Но когда машина, тяжко рыча, взобралась на подъем, он, и не вставая, увидел зарево – неровное полукольцо бледного, летуче-зыбкого света от орудийных залпов на фоне дымного багрового тумана.– Огня-то, огня! – сказал соседу Прохор Матвеевич.И с дрогнувшим сердцем услышал в ответ:– Горит Севастополь!.


Иван Никулин — русский матрос

Летом 1942 года моряки Черноморского флота воинским эшелоном возвращались в свои экипажи. Неожиданно путь эшелону преградил немецкий десант. Краснофлотцы приняли бой, но, вынужденные далее следовать своим ходом, организовали отряд во главе с Иваном Никулиным — и продолжили свой путь по немецким тылам к Чёрному морю.В основе повести — реальный факт из публикации газеты «Красный флот».


Рекомендуем почитать
Вы — партизаны

Приключенческая повесть албанского писателя о юных патриотах Албании, боровшихся за свободу своей страны против итало-немецких фашистов. Главными действующими лицами являются трое подростков. Они помогают своим старшим товарищам-подпольщикам, выполняя ответственные и порой рискованные поручения. Адресована повесть детям среднего школьного возраста.


Музыкальный ручей

Всё своё детство я завидовал людям, отправляющимся в путешествия. Я был ещё маленький и не знал, что самое интересное — возвращаться домой, всё узнавать и всё видеть как бы заново. Теперь я это знаю.Эта книжка написана в путешествиях. Она о людях, о птицах, о реках — дальних и близких, о том, что я нашёл в них своего, что мне было дорого всегда. Я хочу, чтобы вы познакомились с ними: и со старым донским бакенщиком Ерофеем Платоновичем, который всю жизнь прожил на посту № 1, первом от моря, да и вообще, наверно, самом первом, потому что охранял Ерофей Платонович самое главное — родную землю; и с сибирским мальчишкой (рассказ «Сосны шумят») — он отправился в лес, чтобы, как всегда, поискать брусники, а нашёл целый мир — рядом, возле своей деревни.


Том Сойер - разбойник

Повесть-воспоминание о школьном советском детстве. Для детей младшего школьного возраста.


Мой друг Степка

Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.


Алмазные тропы

Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.


Мавр и лондонские грачи

Вильмос и Ильзе Корн – писатели Германской Демократической Республики, авторы многих книг для детей и юношества. Но самое значительное их произведение – роман «Мавр и лондонские грачи». В этом романе авторы живо и увлекательно рассказывают нам о гениальных мыслителях и революционерах – Карле Марксе и Фридрихе Энгельсе, об их великой дружбе, совместной работе и героической борьбе. Книга пользуется большой популярностью у читателей Германской Демократической Республики. Она выдержала несколько изданий и удостоена премии, как одно из лучших художественных произведений для юношества.