Сахара и Судан (Результаты шестилетнего путешествия по Африке) - [74]
Радостная весть, переданная Медени от всегда хорошо осведомленного муаллима Мухаммеда, о том, что на мое имя пришла большая сумма денег, по крайней мере 1500 талеров, пока что не подтверждалась.
При моем возбужденном состоянии мне стоило определенного труда принимать гостей и разговаривать с ними с положенными приличиями. Вместо того чтобы погрузиться в чтение долгожданных писем, я вынужден был пить кофе, выслушивать рассказы о Триполи и Феццане и беседовать о неблагоприятных условиях торговли в Борну.
Наконец около полудня я остался один, приказал держать дверь дома закрытой для всех, кроме Медени, и приступил к чтению писем. Известия из Европы и Триполи были по крайней мере годичной давности и относились исключительно к грандиозным событиям 1870 года, которые в то время, когда под их впечатлением писались эти письма, еще не полностью завершились. Они произвели на меня потрясающее впечатление. Если в своих грезах (к чему меня располагало окружение и нехватка информации) я и пытался связать неопределенные сообщения, которые доходили до меня в Канеме, с фактами и с ходом событий, то действительность намного превзошла мои рассуждения, а я-то в спокойные моменты считал их слишком фантастическими! Когда я с удивлением узнавал об изменениях, происшедших на родине в течение полугода, то не мог без чувства стыда думать о том, что со дня моего отъезда из Триполи прошло уже около трех лет, а все мои начинания все еще двигались с черепашьей скоростью. В лихорадочном возбуждении я с еще большим нетерпением обращался к улаживанию своих дел и к осуществлению планов новых путешествий.
С деньгами дело обстояло пока что неясно. Правда, благодаря муаллиму Мухаммеду слух о присланных мне 1500 талерах распространился и укоренился столь повсеместно, что все арабское общество, и особенно Ахмед бен Брахим, стали изысканно любезны со мной. Даже сам я поверил в свое богатство, однако кроме письма от Герхарда Рольфса, сообщавшего мне, что Берлинское этнографическое общество выдало консулу Луиджи Росси в Триполи поручительство за меня на 500 талеров, я ни в одном письме с родины не нашел ни малейшего намека, подтверждавшего вышеупомянутый слух. Если бы один верный друг (он одновременно оказал мне услугу, прислав полные комплекты нескольких газет за лето— осень 1870 года) не перевел для меня в Триполи 300 талеров, то я оказался бы не в состоянии оплатить счет за купленного в кредит верблюда. Во всяком случае, из писем консула Росси я узнал, что сначала, до перевода этой небольшой суммы, он намеревался переслать мне как раз столько же, но в конечном счете решил оставить дело как оно есть, и я не обнаружил ни малейшего следа ни от 1500 талеров, которыми раздразнил мой аппетит муаллим Мухаммед, ни от тех 500, о которых упоминал Герхард Рольфс. Как ни ищи, оставалась лишь одна сумма, которой я был обязан своему другу и которую, по словам Хаджа Брахима бен Алуа, мне должен был передать Хадж Бу Бекр Бу Аима.
Тот странным образом ни звуком не обмолвился об этом поручении, а когда я через несколько дней послал к нему старого Катрунера с просьбой выдать ему на руки мою собственность, он отнюдь не оказался расположен тотчас же выполнить ее. Правда, охотно подтвердил, что получил в Мурзуке 300 талеров для передачи мне, но при этом утверждал, что Хадж Брахим наказал ему считать эту сумму в случае моей смерти или окончательного отъезда из Борну в качестве ссуды и употребить на торговые нужды. Поскольку же в течение нескольких месяцев почти никто не сомневался в моей смерти, то он счел себя вправе обратить мои деньги в рабов и в товары, которые в настоящий момент находились по дороге к Кано и к другим хаусанским рынкам. Тем не менее он будет искать и найдет пути и способы удовлетворить мои справедливые требования. Это было довольно обескураживающим известием и грозило уменьшением первоначальной суммы, ибо в подобных случаях должник старается погасить свой долг товарами, что нередко влечет за собой значительные потери из-за колебаний рыночных цен. При этом настойчиво распространялся слух, что предыдущий караван доставил мне большую сумму денег, но, сколько бы я ни расспрашивал его отдельных участников, я не мог обнаружить свидетельствовавших об этом фактов. Самым вероятным было то, что г-н Росси поручил Баттейху, триполитанскому чиновнику, отправлявшемуся с тем же караваном в Борну, чтобы спасти имущество своего умершего там родственника, выдать мне любой желаемый аванс. Я основывался на одном месте из письма Росси и на переданных мне высказываний этого чиновника; к сожалению, Баттейх тем временем умер, а в оставшихся после него бумагах не обнаружилось записей об этих поручениях и намерениях.
