Сахара и Судан (Результаты шестилетнего путешествия по Африке) - [37]

В это же время мне наконец-то представилась возможность познакомиться с Асвадом. Он прибег к моему врачебному совету для своего пятимесячного ребенка, который находился в жалком состоянии угасания и которого в отсутствие отца самым бесчеловечным образом врачевали раскаленным железом так, что его покрывали ожоги длиною в дюйм. Я ничем уже не мог помочь этому бедному ребенку, краткое земное существование которого закончилось, но его отец меня очень заинтересовал. Это был сильный мужчина, лет сорока пяти, столь же грубый, сколь и открытый, так же глубоко пропитанный сознанием греховности, как и гордостью своего превосходства над инаковерующими. Его глубокая религиозность, искреннее сострадание ко мне, который так долго жил с ними и столь же высоко ценился бы аллахом, как и они сами, если бы не остался глухим к заповедям истинной веры, выглядели у этого разбойника почти трогательно.

О короле Вадаи он выражался чрезвычайно похвально, а мои шансы на посещение этой страны не считал неблагоприятными. Правда, посланец этого короля, уже известный нам Хеймер, не только не поощрял меня к посещению Абеше, но решительно советовал не идти на риск без получения формального разрешения своего господина. Тот послал его с 22 верблюдами, чтобы, невзирая на цену, заполучить у магарба некую лошадь, слава о резвости и выносливости которой дошла до Вадаи. Однако переговоры Хеймера натолкнулись на гордость и политическое упрямство ее владельца и всего племени. Первый заявил, что благодаря своей лошади он во время набегов получает больше верблюдов, нежели ему может за нее предложить король Али, а его соплеменники добавили, что лошадь является гордостью их племени и что если улед-солиман вступили в дружественные отношения с Вадаи, то они, магарба, постоянно поддерживают их с храбрым шейхом Омаром из Борну, так что у них нет никакого повода идти навстречу желаниям своих извечных врагов.

1 сентября из Яйо прибыли верблюды для переселения в Айн-Галакку. Я провел еще один день в своей любимой пальмовой роще, еще раз полюбовался стройными пальмами и оживленной деятельностью насекомых, которая, в связи с продвинувшимся летом, протекала под их сенью в необычайном многообразии. Я наблюдал за ними по нескольку часов и с чувством благодарности покидал эти укромные местечки. 3 сентября, едва мы снова перенесли лагерь к источнику, как меня ожидал новый тяжелый удар — потеря моей прекрасной Наки, пропавшей в день нашего прибытия. Сначала ее не удавалось найти, несмотря на всевозможные поиски в различных дуарах, и лишь через несколько дней маленький Коре внезапно увидел, как она спускается с гряды дюн, окаймлявших нашу впадину с западной стороны. Новые попытки продать лошадь не удались, а поскольку день окончательного отъезда приближался, мне пришлось свыкнуться с мыслью купить верблюдов в кредит, т. е. с выплатой денег в Борну. На этих условиях мне их предлагали довольно часто, но по цене около 200 марок (тогда как местная цена достигала в среднем примерно 30 марок), однако я не знал, придут ли мне с родины деньги и когда. Правда, для путешествия в северные долины, которые мы предприняли 9 сентября, Абд ал-Джлиль согласился предоставить мне одну верблюдицу. Хотя она была еще не совсем обучена переносить грузы, она по крайней мере доставила меня к цели.

Через три часа после выхода, двигаясь в северо-восточном направлении и оставив Джин на северо-западе, мы добрались до оазиса Кирди и провели там время, пока не спала дневная жара. Собственно селение в этой долине состояло примерно из тридцати хижин, но много хижин было еще разбросано по пальмовой роще. Из акаций преобладала хараза, из кормовых трав — акуль, а кроме них особенно богато была представлена сенна. Оазис имел неправильную, продолговато-округлую форму. Мы сделали привал в его северо-восточной части. Начиная от Кирди местность поднималась и тут и там была покрыта черными глыбами песчаника. Выходы скальных пород становились многочисленнее и выше, пока после почти шестичасового перехода все в том же северо-восточном направлении во второй половине дня мы не добрались до обширного серира, где и заночевали. Мы продолжили путь спустя несколько часов после полуночи, поднялись вскоре на самое возвышенное место в окрестностях и спустились вниз напротив оазиса Буду. Когда встало солнце, мы увидели широкую равнину, которая на севере и на востоке окаймлялась скалистым гребнем небольшой возвышенности и разбивалась островками пальмовых рощ. Еще через два часа, следуя в том же направлении, мы остановились в одной из последних рощ и во время дневного привала занялись разделом трех долин: Тигги, Буду и Ярда. После бесконечных споров и даже ссор было решено, что Тигги останется полностью за магарба, Буду исключительно за улед-солиман, Ярда же на две трети отойдет к этим последним, а на одну треть к первым.

Уже к вечеру мы окончательно выбрали место лагеря у подножия цепи скал, окаймляющих долину на востоке, которая проходила с севера на юг и где укрывались различные селения туземцев. Мы стали ждать, как они нас примут. Они, однако, не подавали никаких признаков жизни, так что сопровождавшие нас прихлебатели даза были уже склонны видеть в этой явной сдержанности некую враждебность. Хазаз и другие знатные люди отправились на разведку в селение Айерде, где жил вождь. Там они застали людей, которые собирали из своих запасов финики для пропитания арабов, вечно не имевших продовольствия при подобных посещениях, и выбирали корову для подарка шейху Абд ал-Джлилю. На том все тревоги исчезли.