Сагертская Военная Академия - [16]

Цветок заинтересованно встрепенулся.

— Прятать?

— Мы его украли, — напомнила я. — Да, с полного согласия работника парка, но — украли. И сейчас мы, на минуточку, в казематах.

Лилей тут же принялся менять свой внешний облик, но ему не хватало сил. Или питания? В общем, он постепенно возвращался к прежнему облику. Только цветы были тощенькими и все так же неестественно вывернутыми.

— Ты больше не поджигаешь? — спросила я цветок, и тот неловко пошевелился. — Тогда забирайся мне на голову и попробуй притвориться частью прически.

И уже через пару минут я остро пожалела, что все это затеяла. Тонкие корешки, оплетающие отдельные волосинки, порождали непередаваемо мерзкие ощущения. Я вытаращила глаза и крепко вцепилась в лавку, потому что больше всего мне хотелось запустить пальцы в волосы и со смаком почесаться. Так почесаться, чтобы разодрать кожу головы в кровь.

— А теперь я знаю, что чувствуют блохастые псы, — сдавленно просипела я.

— Зато Лилей спрятался почти полностью, наружу только цветочки торчат, — утешила меня Нольвен.

— У меня нет столько волос, — усомнилась я. — Он же крупный.

— Жить хочет, — пожала плечами Нольвен. — Давай поиграем?

— Ты взяла карты? — заинтересовалась я.

— Не, поназываем медицинские проклятья, — пояснила моя лисонька. — Кто меньше знает, тот забирается на лавку с ногами и кукарекает.

— Ну давай, — прищурилась я.

Битва вышла славной. Мы азартно перекрикивали друг друга, вспоминая самые старые и изощренные проклятья, но, увы, я проиграла. Это даже не было обидно — проиграть в такой игре одной из рода Лавант совсем не стыдно.

Одна беда: именно в тот момент, когда я (весьма музыкально) кукарекала, дверь в нашу камеру открылась и внутрь вошла Мера. В сопровождении того толстячка, который нас сюда определил.

— Преемственность поколений, — хмыкнул он и кивнул на стену. — Вон там ваша бабушка, квэнти Конлет, нацарапала неприличное слово. А сверху заполировала его каким-то хитрым проклятьем — ни закрасить, ни соскоблить.

— Мэль, детка, рассвет еще не наступил, — усмехнулась бабушка, — рано ты глотку драть начала. Давайте, девоньки, на выход.

— А что хоть случилось? — спросила Нольвен. — Мы как-то даже понять ничего не успели.

— Там еще работают специалисты, — толстячок заговорщицки улыбнулся, — скажу по секрету: кто-то из ваших сокурсников притащил одну, м-м-м, сушеную травку, которая сгорела и оставила после себя, мгм, не слишком хороший дым. Но, будто этого было мало, ваша сокурсница, Миала Росхем, упала прямо в огонь и ее бабочка, уже полностью готовая к созданию фейерверка, этот самый фейерверк и устроила.

— А все остальные иллюзии были настроены по принципу цепной реакции, — кивнула я. — Ну а нас-то за что?

— Не признали вас мои стражники, — засуетился толстячок. — Алвориг Тенеан кричал, что все из-за вас, вот вас и прихватили. Подумали, что боевики в преддверии Турнира воду мутят.

— Хорошо, — согласилась я. — Тогда Стевена за что?

— Ну а где же это видано, чтоб мужчина с кулаками на женщину лез? — удивился толстячок. — Да еще без объявления дуэли? Вот и его упаковали. Остальных отвезли в столичный дом исцеления.

Мы с Нольвен переглянулись и, готова поспорить, подумали об одном и том же: «Этот выпускной запомнят надолго».

Вслух же я сказала совсем другое:

— Спасибо вашим стражникам, что увезли нас сюда, а не в дом исцеления. Нам там потом работать, а такие вещи забываются очень долго.

— Или не забываются никогда, — с хорошим чувством момента произнесла Мера и добила нас: — Ну, за мной, курочки. Ко-ко-ко.

— Ку-ка-ре-ку, — поправила ее я.

Стевен, подошедший к решетке своей камеры, проводил нас растерянным взглядом. И, когда мы уже подошли к лестнице, он крикнул:

— Я не знаю, почему пытался тебя ударить!

— Я знаю, — фыркнула Нольвен, — потому что ты, мх-х-х, низко интеллектуальный индивидуум с ограниченной социальной ответственностью.

— Это, прости, какое слово было? — с уважением спросила у лисоньки.

— Нормальное, — буркнула сердитая подруга. — Подходящее для этого… Аргх! Подходящее для этого ничтожного представителя мужской части Сагерта.

Наклонившись к Нольвен, я шепотом произнесла два слова, и она, хмыкнув, буркнула:

— Второе. Хотя первое тоже он, но как-то оно недостаточно экспрессивно. Не передает всю гамму чувств, так сказать.

Перешептываясь, мы выбрались наружу, жадно вдохнули свежий ночной воздух и погрузились в плат. Я уже успела облегченно выдохнуть — Лилей остался незамеченным, — как этот толстяк указал на меня рукой:

— У вашей внучки изысканный вкус, одно непонятно: как вы придали цветку столь необычный оттенок?

Бабушка скептически посмотрела на меня, пыхнула трубочкой и спокойно сказала:

— Вам для дела или так?

— Для дела. — Толстячок промокнул лоб платочком. — Жена у меня до чего любит такие вещи!

— Девочки пришлют вам письмо, где все подробно и обстоятельно опишут, — уверенно произнесла Мера и запрыгнула в плат. — А сейчас, уж простите, не до того: я старая, у меня режим.

Плат поднялся вверх, а мы с Нольвен приготовились к головомойке.

— Что, жмуритесь от ужаса? — хмыкнула Меровиг. — Бойтесь-бойтесь, бабушка сердита.