Сагайдачный. Крымская неволя - [101]
Роман «Знамения времени» («Всемирный труд», 1869) отразил настроения и поиски определенной части демократической интеллигенции в условиях спада общественной волны, показал условия и формы зарождения народнического движения. В романе — в системе притяжений и отталкиваний — постоянно ощутимо влияние Чернышевского >[Следует исправить допущенную Ф. Я. Приймой (а за ним В. Момотом) неточность в датировке личного знакомства Мордовцева и Чернышевского («Д. Л. Мордовцев познакомился с Чернышевским не в Саратове, а в Петербурге; приблизительно в 1853— 1855 гг...» — пишет Ф. Прийма: Шевченко в отзывах Д. Л. Мордовцева, в кн.: Страницы истории русской литературы. — М., 1971. — С. 339). Но ведь сам Чернышевский просит А. Пыпина в письме от 25 октября 1846 г. «передать поклон» нескольким гимназистам, а среди них — Мордовцеву; сам же писатель отмечал: «...Кстати замечу, что Чернышевского, который тоже был кандидатом Петербургского университета, я уже не застал студентом, а знал его раньше, когда он воспитывался еще в Саратовской семинарии в одно время с Г. Е. Благосветловым. Чернышевский шел в семинарии блистательно» — Отдел рукописей Института литературы им. Т. Г. Шевченко АН УССР. Архив А. Конисского. — Ф. 77. — №124. — С. 104 (оборот)]. Уже само название романа, можно считать, навеяно романом Чернышевского. Говоря о «гордых и скромных, суровых и добрых» новых людях, Чернышевский в романе «Что делать?» писал: «Недавно родился этот тип и быстро распложается. Он рожден временем, он знамение времени...» Воздействие романа Чернышевского прослеживается и в общем замысле показать «героев времени», и в обусловленной им структуре произведения, конкретной проблематике, и в отдельных деталях. Много общего (не без полемики) можно увидеть и в раскрытии взаимоотношений главных героев двух романов. Герои Мордовцева ощущают свою связь с персонажами романа «Что делать?». Некоторые — учились «жить и мыслить» по «Что делать?». Многие по разным поводам вспоминают и комментируют роман и его героев, пребывая, впрочем, в наивной уверенности, что сами они пошли далеко вперед... Впрочем, тут делается многозначительная оговорка: «...Мы дожили до иных понятий. Может быть, Чернышевский тоже дожил до них теперь; может быть, он ушел еще дальше нас — мы не знаем... Он об этом молчит и, может быть, будет несчастнее даже Бонивара, шильонского узника, и не оставит своих записок...»
Не принимая идеи революционного преобразования действительности, герои Мордовцева отказываются от рахметовского пути, снижают, обедняют революционную суть наследия Чернышевского. Мордовцев непосредственно отразил идейный перелом в сознании части радикальной интеллигенции, которая в условиях отсутствия революционной ситуации видит свою цель не в подготовке немедленного переворота, а в отказе от «политики», в воспитании «новых людей» из гущи народной, мирном слиянии с нею: «Мы идем в народ не с прокламациями, как делали наши юные и неопытные предшественники в шестидесятых годах... Мы идем не бунты затевать, не волновать народ и не учить его, а учиться у него терпению, молотьбе и косьбе... Мы не верим ни в благотворность французских и испанских революций, ни в благодетельность удобрения земли человеческой кровью... Мы просто идем слиться с народом; мы бросаем себя в землю, как бросают зерно, чтоб зерно это взошло и уродило от сампят до самсто...»
Придя на смену революционерам шестидесятникам, народники на определенном этапе отказываются от прежних форм политической борьбы, видя свою цель в мирной социалистической пропаганде, организации школ, артелей, укреплении крестьянской общины, которая представлялась им антагонистом капиталистического и сердцевиной будущего социалистического строя. Но глубокую революционность духа лучшей части народников, присущую для семидесятников, писатель увидеть и показать не сумел.
В центре романа — образ Стожарова, сильной, «критически мыслящей личности», в котором воплощаются черты борца за «прочное человеческое счастье и человеческую свободу». Как отмечалось исследователями, во времена интенсивных поисков новых форм общественной борьбы литературные персонажи, претендующие на роль революционных деятелей, часто выглядят противоречивыми, ходульными, декларативными. Это в полной мере относится к Стожарову с его декларациями, колебаниями от материализма Чернышевского к позитивизму Конта, от обличения новых «хозяев жизни», которые «сосут из народа соки еще злобнее, чем это делали прежде помещики», — до призывов к «совести» кровососов «сундучников»...
Правдиво в целом воссоздавая картины «опрощения» народнической интеллигенции, ее попытки «слиться с народом», Мордовцев как писатель-реалист показывает, что с самого начала эта затея была обречена. Народники остаются чужими и непонятными для крестьян.
В романе «Знамения времени», написанном на остро актуальном материале, правдиво отражены настроения, идейные поиски части народнической интеллигенции. Однако их взгляды, нередко страдающие иллюзиями проповеди «теории малых дел», неправомерно выдаются за общую тенденцию. При этом осталось незамеченным растущее стремление народнической молодежи активизировать борьбу революционными методами. Надуманными представляются многие сентенции славянофильского характера, немало в произведении и просто слабостей художественного плана.
