Сага о Рейневане. Божьи воины - [7]

Именно этот запах крови повысил его бдительность. Шпиков он не обнаружил, не заметил ничего подозрительного, никто из шагающих по улочкам чехов на шпика не походил. И все же Рейневан непрестанно чувствовал спиной чей-то взгляд. Получалось, что те, кто следил за ним, еще не устали от нудной рутины. «Хорошо, — подумал он. — Хорошо, паршивцы, я подброшу вам побольше этой рутины. Столько, что вам худо станет».

Он пошел по Козьной, узкой от кожевеннических лавчонок и мастерских. Несколько раз останавливался, прикидываясь, что заинтересовался товаром, украдкой оглядывался. Не заметил никого, похожего на шпика. Но знал, что где-то там они были.

Не доходя до Святого Гавла, свернул, зашел в проулок. Он направлялся к Каролинуму, своей родной школе. Ведь делая все как обычно, он направлялся именно туда, надеясь послушать какой-нибудь диспут. Он любил ходить на университетские диспуты и quodlibet [19]. Потому что, после того, как он в воскресенье Quasimodogeniti [20] принял первое после Пасхи 1426 года причастие в обоих видах, он приходил в lectorium ordinarium регулярно. Как истинный неофит он хотел как можно глубже познать тайники и сложности своей новой религии, а они как-то особенно легко усваивались им во время догматических споров, которые регулярно вели представители умеренного и консервативного крыла, сгруппировавшиеся вокруг мэтра Яна с Пшибрама, с представителями радикального крыла, то есть людьми из окружения Яна Рокицаны и Питера Пайна, англичанина, лолларда и виклифиста. Однако истинно взрывчатыми были те диспуты, на которые сходились стальные радикалы, те, что с Нового Мяста. Только тогда начиналось настоящее веселье. Рейневан был свидетелем того, как защищающего какую-то виклифскую догму Пайна назвали «скурвившимся инглишем» и закидали буряками. Как старика Кристиана из Прахатиц, почетного ректора университета, грозились утопить во Влтаве. Как бросили дохлого кота в седенького Петра из Младоновиц. Собравшаяся публика регулярно била друг друга по мордам, расквашивала носы и выбивала зубы не только внутри университета, но также и снаружи, перед Каролинумом, на Мясном Фримарке.

С тех времен, однако, кое-что изменилось. Яна с Пшибрама и людей из его окружения разоблачили как замешанных в заговор Корыбуты и наказали изгнанием из Праги. Однако же, поскольку природа не терпит пустоты, диспуты продолжались и дальше, но в качестве умеренных и консервативных неожиданно начали выступать Рокицана и Пайн. Новоградцы по-прежнему «работали» радикалами. Чертовскими радикалами. На диспутах по-прежнему дрались, перебрасывались грязными словами и кошками.

— Пан.

Он обернулся. Стоящий за ним невысокий человечек был весь серый. Серая физиономия, серая курточка, черная шапка, черные штаны. Во всей его особе единственным живым пятном была новенькая, выточенная из светлого дерева палка.

Он осмотрелся, услышав шум за спиной. У загораживающего ему выход из закоулка типчика тоже была палка. Он был лишь немного повыше и лишь чуточку красочнее. Зато рожа была гораздо противнее.

— Идемте, пан, — повторил, не поднимая глаз, Серый.

— И куда же? И зачем?

— Не сопротивляйтесь, пан.

— Кто вам приказал?

— Его милость пан Неплах. Идемте.

Как оказалось, идти пришлось совсем недалеко. До одного из каменных домов в южной части Староместского рынка. Рейневан не очень хорошо знал, в которой; шпики проводили его с тыла, темными и отдающими плесневеющим ячменем полуподвалами, дворами, сенями, ступенями. Внутри жилье было достаточно богатым — как большинство домовладений в этом районе, оно тоже было унаследовано после зажиточных немцев, сбежавших из Праги после 1420 года.

Богухвал Неплах, называемый еще Флютеком, ждал его в гостиной. Под светлым бревенчатым потолком за одну из балок была зацеплена вожжа. На вожже раскачивался висельник. Носками модных туфель он касался пола. Почти. Недоставало около двух дюймов.

Не тратя времени на приветствия и другие мелкомещанские пережитки, почти не удостоив Рейневана взглядом, Флютек указал пальцем на повешенного. Рейневан знал, что он имел в виду.

— Нет… — Он сглотнул. — Это не тот. Пожалуй… Скорее всего нет.

— Взгляни внимательнее.

Рейневан присматривался уже достаточно хорошо, чтобы быть уверенным, что врезавшаяся в распухшую шею веревка, перекошенное лицо, вытаращенные глаза и вывалившийся изо рта черный язык будут вспоминаться ему во время нескольких будущих обедов.

— Нет. Не тот… Впрочем, откуда мне знать… Я того видел со спины…

Неклах щелкнул пальцами. Находящиеся в гостиной слуги повернули повешенного спиной к Рейневану.

— Тот сидел. И был в плаще.

Неплах щелкнул пальцами. Почти тотчас же отрезанный от веревки труп, покрытый плащом, сидел на карле — в позе довольно жуткой, учитывая rigor mortis[21].

— Нет, — покрутил головой Рейневан. — Пожалуй, нет. Того… Хм-м-м… По голосу я узнал бы наверняка…

— Сожалею. — Голос Флютека был холоден как февральский вихрь. — Этого сделать не удастся. Если б он мог подать голос, ты мне вообще не был бы нужен. А ну уберите отсюда эту падаль.

Приказ был выполнен мгновенно. Приказы Флютека всегда выполнялись мгновенно. Богухвал Неплах, по прозвищу Флютек, был начальником разведки и контрразведки Табора, подчинялся напрямую Прокопу Голому. А когда еще был жив Жижка, то непосредственно Жижке.