Сага о Кае Эрлингссоне - [45]

— Хватит! Ты проиграл поединок.

— Я еще не умер, — сказал седобородый.

Он опустился на одно колено, неловко разжал пальцы отрубленной руки и подобрал меч левой рукой. После чего выпрямился и медленно пошел на своего противника. Кровь уже не хлестала сплошным потоком, а тяжело струилась по его одежде и телу. Теперь старик не казался мне скучным. О таком бое можно рассказывать даже внукам!

Несмотря на ужасающую рану, он продолжил нападать, хотя его движения были медленными, предсказуемыми и неуклюжими. Отец небрежно уклонялся от ударов и не атаковал, пока не уверился, что нужный момент наступил. Мощный удар наискось должен был развалить старика от плеча до пояса, но невероятным движением тот сумел уйти из-под удара. Почти. Меч врезался в его бедро и уперся в кость. Старик устоял, качнулся, проговорил:

— Ларс, я иду к тебе, — и умер.

Тело его рухнуло лишь тогда, когда отец вытащил свой меч. Пусть старик был слабым, бестолковым и занудным, но умер он, как герой из легенд, стоя. Это была замечательная смерть! И все собравшиеся согласились с этим, простившись с душой старика радостными криками.

Отец, не замечая раны на себе, громко выкрикнул:

— Это была достойная смерть! Я справлю ему похороны, как своему родичу.

Лишь после того, как унесли тело старика вместе с отрубленной рукой, он согласился залечить и свою рану. Зеленая бабка пришла к нам с кривыми иглами и шелковыми нитями, промыла и зашила ее. Мама начала собирать стол для справления тризны по погибшему. Предстояло много хлопот, но все они были радостными, ведь умер не отец, а его соперник, к тому же преотличный, и после которого уже не придется ждать мстителей. На всякий случай и по совету мамирова жреца мы озаботились защитой, чтобы старик не встал из могилы. Эмануэль выбрал большой плоский камень, нанес на него оберегающие руны, а потом мы положили его на лицо старика надписью вниз. Так и похоронили. Отец предложил было заменить камень доской или бревном, но Эмануэль сказал, что дерево со временем сгниет вместе с рунами, и тогда старик может выйти из могилы и попытаться отомстить внукам.

Тогда никто не задумался, почему у человека, который всю жизнь искал мести, не оказалось даже плохонькой защиты? Чем он заплатил команде корабля, который его привез сюда? И что вообще за люди согласились плыть в Сторбаш ради одного человека?

Их хёвдинг, когда узнал о последствиях поединка, сказал, что обиды не таит.

— Я хочу стать самым сильным торговцем в местных морях, — сказал полноватый мужик с длинными до пояса волосами. — Вот и плаваю от города к городу, от деревни к деревни, разузнаю, кто чем живет и что может предложить. Заодно рисую карты. Заодно беру людей за плату и довожу их до места. Надеюсь, что тот человек не причинил вам бед, и вы не будете злиться на лошадь, что его доставила.

Впрочем, людей своих хёвдинг в город почти не пускал, везде ходил сам да разговаривал с местными, договаривался насчет будущих поставок, спрашивал, что они хотели бы купить и чем могли платить.

После похорон жизнь в Сторбаше потекла, как и прежде. Неспешно достраивали стену позади города. Мама возилась с Ингрид и все больше привязывалась к ней, часто укладывала ее возле себя. А сама девчонка быстро научилась командовать рабынями, подралась с соседскими мальчишками того же возраста и доказала свою силу. Я так же ходил на утренние бои с Дагом. И однажды, когда я возвращался с той полянки домой, уставший и измотанный, и случилось то, чего мы так опасались, но подзабыли за последними событиями.

Даг убежал вперед, он должен был с Кнутом обсудить предстоящее плавание отца к конунгу Рагнвальду. Тот собирал лангманов, желая обсудить новые законы и планы на будущий год. Отец сразу сказал, что меня брать с собой не будет, так как туда точно приедет ярл Скирре, отец убитого мной Роальда. Хоть любые нападения и сражения во время общего тинга запрещены, кроме тех, что одобрил сам конунг, но отец считал, что Скирре может тайком навредить мне.

Я же плелся медленно, подсчитывая, сколько в этот раз наставил мне синяков бывший друг. Пару раз я все же сумел его подловить, и это уже выходило неплохо. Я знал, что на поединок мужчина может вызвать лишь воина своего ранга, то есть карл может вызвать только карла, хускарл — хускарла, а хельт — хельта. Вот только я сейчас слабый карл, всего на первой руне, и против пятой руны я все равно что лучинка супротив огня.

Сзади послышался шум, я резко обернулся, выхватив топорик, и тут же свалился от удара по голове. Зазвучали голоса, но я уже не мог разобрать, о чем они говорят. Перед глазами все поплыло, и я вырубился.

Мягкое поскрипывание дерева. Размеренный плеск волн. Удары весел о воду. Веселые перекрикивания гребцов, видимо, они не сильно усердствовали, раз у них хватало дыхания на болтовню. Сильно болела голова. Мутило то ли от качки, то ли после удара. Я перевернулся на бок и выблевал остатки завтрака с желтой пеной.

— Эй, смотри, куда блюешь! Тут и борт недалеко, дополз бы сначала, — возмутился кто-то. Я поднял голову, с трудом собрал глаза в кучу и рассмотрел полноватого мужчину с жидкими длинными волосами, которые свободно свисали ниже плеч. Он радостно продолжил: — А ты говорил, что он не очухается. Видишь, очухался. И даже палубу запачкал. Так, парень, ты особо не расслабляйся. Придешь в себя, и давай на весла. Мы тебя просто так возить не нанимались. Хотя нет, как раз на это и нанимались, — и расхохотался, отбрасывая прядь волос, что упала ему на лицо.