Сага о голубой планете - [4]

Вик механически, словно находился в глубоком трансе, набрал основной код Электронного мозга, огромного компьютерного центра, объединяющего всю систему информации и приказов их дома, подключенного к центрам других городов. Мозг, окруженный огромной сетью принимающих, передающих, фильтрующих и исполняющих команду компьютеров, обслуживаемых привилегированной и молчаливой кастой операторов, которые часто любили повторять:

— Признак цивилизации — это наш Мозг.

Визор был отключен, но из динамика донесся живой голос:

— Пост 08-148.

— Отдел прекращает работу, передайте информацию дальше и по бригадам.

— У нас уже введена программа ликвидации, — ответил голос и отключился.

Внезапно зазвонил городской Визор. Вик досадливо поморщился, решив что это Клара со своими скандалами. Вик нажал клавишу, на экране появилось лицо — блин утреннего толстяка, с которым Вик, познакомившись, обменялся номерами.

— Ты знаешь, что это за плесень? — сразу заговорил толстяк. — Новый грибок, причем, — толстяк поднял палец, — он нашел новый способ добывать себе пищу, он поглощает кислород! — торжественно объявил толстяк. Если природа уже не может его выделить с помощью своих растений, она придумает такие, которые будут поглощать. Это новый виток на спирали общей цивилизации. Развивается грибок медленно и я еще не знаю пределы его роста. Будь спокоен, скоро он появится везде — тебе надо что-то сделать, чтобы не дать ему расти.

— Спасибо, Бленд, — перебил Вик разговорчивого толстяка, поймав паузу, — но наш отдел больше не существует, смотри новости.

Чтобы избежать вопросов, Вик поспешно отключился.

«Итак, — подумал он, — история человечества на Земле подходит к завершающему концу. Катастрофа ускорила освоение космоса, гений человека безграничен, даже китайцы, перед тем как покинуть Пекин, заявили, что скорость Эйнштейна для них не предел. Небольшая часть счастливчиков останется на старых базах и колониях Луны и Марса, будет наблюдать за Землей, ждать, иногда посещать с целью мародерских проникновений брошенные города в поисках материалов и инструментов. Остальные, остальные — это большинство, что их ждет в великих звездных одиссеях? Где они — райские острова с вечной жизнью?! Говорят, раньше они были на Земле… Раньше… а теперь новые поиски земли обетованной».

* * *

Вик отошел от холста, сложил краски — картина его еще не была завершена, рисование для него являлось увлечением, многие знакомые в шутку называли его ретрохудожником.

На полотне был изображен залитый ярким солнцем живой, зеленый луг. Голубой чертой горизонта даль окаймляла лес, взбегая вверх и вниз по крутым холмам. В центре картины почему-то с неба падало хрустальное полотно водопада, окруженное сияющим нимбом радужных брызг.

Вик закрыл глаза: «Это было когда-то, слишком давно, а может, и ничего не было… Детство в зрелом возрасте, оно превращается в миф, кажется, что его не было вовсе. Смешно и грустно, грустно и смешно, у моего отца когда-то было ранчо, я видел такой яркий, заливной луг. Речка, тихая ленивая речка, спящая зимой под ледяным панцирем, отец рассказывал, что в ней когда-то он ловил рыбу — удивительно, смешно и грустно… Прохладный темный лес, он еще дарил ягоды и грибы, после обработки их можно было есть. Я носился по темным лесным тропинкам с воинственными криками древних индейцев, нанеся на лицо черную мамину тушь. Там, в лесу, было небольшое озеро, на котором он построил неловкий и неустойчивый плот, на нем он превращался в отважного путешественника, пересекающего моря и открывающего дикие земли. Это было слишком давно, чтобы оставаться правдой — романтизированная, сладкая история человечества, он застал начало его конца. Если я закрою глаза, то до сих пор вижу свою волшебную поляну, посреди которой стоит старый замшелый пень таких толстых гигантов-деревьев он никогда не видел, остался только пень. Теперь нет ни той поляны, ни того пня — катастрофа в Тэнесси превратила все в пустыню».

Рыжая Стрелка — ему понадобилась целый год, чтоб приручить белку. Каждый день он подносил к дереву сладости, ореховое печенье, шоколад, конфеты, пока однажды не почувствовал прикосновение пушистого хвоста к лицу. Привыкнув к Вику, рыжий товарищ часто восседал у него на плече во время прогулок Вика по лесу.

«Я все помню, я все слишком хорошо помню… Старое ранчо, запах конюшни, напоминающий о лошадях, седлах, стременах, ветре, бьющем в лицо и треплющем волосы. Старый мостик со скрипящими половицами, запахи цветущих трав и радостные крики жизни».

Теперь многое изменилось, многое, если не все. Остались одни болезненные воспоминания, если бы можно было вывернуть, прооперировать душу, чтобы искоренить эти глупые закаулки памяти, разгладить ненужные теперь извилины в черепе, чтобы лишиться этих бессмысленных желаний, вернуть все обратно. Поздно… поздно… Все осталось в далеком прошлом, превратившемся в миф, в закат золотого века.

Дверь мастерской со стуком распахнулась.

* * *

В комнату походкой локомотива, сметающего все на своем пути, стремительно вошла Клара.

— Мы улетаем! — победно заявила она, смерив Вика не терпящим возражений взглядом. — Звонил Люк, он сказал, что мы полетим на его корабле, билеты он привезет сам. У Цеткиных сегодня вечеринка.