Сафари - [96]

Старик опять что-то залопотал, аскари закивали, а Чукве, встав, обратился ко мне.

— Баас, люди просят довезти раненого на машине до деревни. Там живет нганга, хороший лекарь.

Отыскав в багажнике аптечку, я пригласил старика и Чукве сесть в машину и поехал вниз. Несчастный лежал прямо на дороге, километрах в десяти от входа в парк. Живот был пропорот в двух местах, вся грудь исцарапана страшными когтями. Двух тюбиков антисептиков, которые были при мне, оказалось недостаточно, чтобы продизенфицировать все раны.

Дороги в деревню нганги не было, пришлось ехать напрямик, по оврагам и осыпям. Машину трясло и подбрасывало, и я, представляя себе, как каждый толчок отдается в раненом теле, почти ощущал реальную боль.

Очевидно, из-за тряски у раненого вновь начала хлестать кровь из шейной вены. Поэтому первое, что сделал нганга, когда мы приехали, — это посыпал на шею какой-то бурый порошок, скорее всего мелко истолченные листья. Кровь моментально свернулась и унялась. Я употребляю слово «моментально» отнюдь не случайно. Кровотечение прекратилось сразу же, кровь смешалась с порошком и образовала плотный бурый валик вдоль глубоких царапин.

Нганга был среднего роста упитанный плотный человек с хитрыми сверлящими глазками. Одет он был, как и все, если не считать меховой шапки с заячьей мордой. На щеке у него были сделаны три длинных, под разными углами насечки — племенные знаки. У всех других местных мужчин они выглядели по-иному.

— Что, нганга не из местных? — поинтересовался я у Чукве.

— Нет, он ловеду, из северного Трансвааля, — прошептал тот. — Сначала мы ему не верили. Но потом он показал себя всемогущим нгангой.

Ловеду слывут на всю Южную Африку специалистами в области чародейства и магии. Их правительница, королева Муджаджи, каждый год проводит пышные церемонии, предсказывая погоду перед началом полевых работ. Рядовые ловеду — «отхожие» лекари и колдуны — врачуют во многих деревнях этой части континента.

Покончив с шеей, нганга властным жестом приказал перенести раненого поближе к машине, не менее властно по-английски попросил меня включить поярче фары и принялся изучать истерзанное тело. Затем быстро встал, сделал вокруг раненого несколько кругов, перепрыгнул через него и скрылся в своей хижине.

Появился он оттуда уже в другой шапке, сделанной из леопардовой головы. Припав к ране на животе, нганга начал то дуть в нее, то что-то высасывать. Больной застонал, но знахарь гневно прикрикнул на него и вновь прильнул к ране. Он несколько раз принимался сосать и сплевывать кровь, потом упал на колени и вытащил из своего плевка коготь леопарда. После этого нганга начал сосать другую рану и сплюнул большой, очевидно тоже принадлежавший леопарду, зуб, затем еще пососал и выплюнул два когтя и клок шерсти.

— Я выгнал дух врага, — наконец встав, торжественно объявил он.

Раненый благодарно простонал. Мужчины многозначительно переглянулись и хором начали что-то бормотать.

Вновь побегав вокруг раненого, нганга подошел к костру, бросил туда какой-то предмет, который, вспыхнув зеленоватым пламенем, наполнил все вокруг резким чесночным запахом. Как только зеленоватый огонь исчез, нганга вытащил обуглившийся предмет, вложил его в пустую косточку какого-то плода и засунул в рот исцеляемого. Из полуоткрытых губ побежала струйка едкого дыма. Больной кашлянул, по телу его прошла судорога. Потом он закрыл глаза, вытянулся и затих. Очевидно, дым от уголька обладал сильно действующим наркотическим свойством и быстро усыпил пациента.

До сих пор нганга действовал очень умно. Он начал с главного — с кровотечения и успешно остановил его. Потом, выявив причины несчастья, сбегал домой переодеть шапку и тем временем успел, вероятно, набить себе рот когтями и зубами леопарда. Выплевывая их, он эффектно продемонстрировал публике свое искусство, успокоил больного, заявив, что выгнал «дух врага». Только после этого, проведя «подготовку психотерапией» и вселив в больного уверенность в исцелении, лекарь усыпил его, дав наркоз.

Нганга бросил наблюдавшим две какие-то обрывочных фразы, и те затянули протяжную, несколько зловещую мелодию. Знахарь извлек из кармана несколько блестящих раковин, бросил их на живот больного и начал громко причитать. Пение моментально смолкло, мужчины, смиренно склонив головы, с благоговением смотрели на нгангу. Он замолчал, и те вновь запели. Нганга обращался то к мужчинам — и они отвечали ему речитативом, — то к больному. Тот спал, и нганга, прильнув ухом к его окровавленному животу, делал вид, что что-то слушает. Во всей этой церемонии было нечто мистическое. Проводилась она, конечно, не для пользы больного, а для того, чтобы поднять престиж нганги в глазах здоровых. Знахарь «работал на публику».

Наконец, дико взвизгнув, нганга поднялся на ноги, перепрыгнул через костер, упал перед самым огнем и выхватил из него раскаленную полоску металла. Потом из-под леопардовой шапки извлек небольшой калебас и выплеснул из него на живот больного зеленую вязкую жидкость, вероятно сок какого-то растения. Нганга стал промывать и обрабатывать глубокую рану, заправляя кишки. Я не выдержал и отвернулся. Запах горелого мяса подсказал мне, как использовал лекарь раскаленную железку.