Сафари - [81]

Так было не всегда. До независимости, когда на стенах висели позорные таблички, цены в барах и ресторанах по договоренности между их владельцами и «белыми» профсоюзами были даже ниже обычных. Но после того как африканец стал равноправным гражданином и получил возможность провести вечер в «Эдинбурге», его владельцы сняли таблички и взвинтили цены, то есть создали для африканцев «материальный барьер». Это был тот же, но приноровившийся к новым условиям расизм.

Обо всем этом, нисколько не смущаясь, скорее даже гордясь «выдумкой», поведал мне в первый же час моего появления в баре респектабельный джентльмен, отрекомендовавшийся как Брайтон. «Или просто Тэдди», — осушив очередную пинту пива, предложил он.

Весь первый вечер в Китве-Нкане я просидел в компании Тэдди и его друзей, узнав из разговоров многое о нравах и настроениях белых горняков Медного пояса.

Их было пятеро. Трое, в том числе и Тэдди, родились и выросли в ЮАР, остальные — в Родезии. С молоком матери они были отравлены расизмом, привыкли считать себя «хозяевами» Замбии. Теперь они не могут смириться ни с тем, что портрет английской королевы в их баре заменен фотографией президента республики, ни с тем, что африканцы начинают получать равные с ними права.

— Мы привыкли покупать новый автомобиль, как только пепельница в старом наполнится окурками, — бубнил один из друзей Тэдди, хвативший лишнего. Мы привыкли…

Мои собеседники в былые времена зарабатывали на медных рудниках колоссальные деньги. Африканский же горняк, занятый на более тяжелых и опасных работах, получал в десять-двенадцать раз меньше. Пределом его мечтаний был велосипед. Под давлением неоднократных выступлений горняков-африканцев, недовольных гигантской разницей между окладами их и европейцев, горнорудные компании, уже после завоевания Замбией независимости, пошли на увеличение зарплаты местным рабочим на двадцать два процента, а также предоставили африканцам некоторые руководящие должности.

Это вызвало взрыв недовольства белых. Многие из семидесятисемитысячного европейского населения Замбии, не смирившись с подобным положением, вообще покинули страну, переехали в ЮАР и Родезию.

Но другие остались. Из них двенадцать тысяч работают на медных предприятиях, тысяча — железнодорожники. Но большая их часть — это «пятая колонна» расизма в Замбии, в самом ее экономическом сердце. Пятеро из нее сидят передо мной.

— Эти кафры[19] думают, что могут все, — зло обратился ко мне другой. — Теперь они хотят африканизировать нас. Но они забывают, что стоит нам не выйти на работу, как их заводы станут, а вся экономика полетит к черту. К черту! А мы поедем на юг и будем спокойно делать деньги там.

Наслушавшись подобных рассуждений, я перед сном вышел пройтись по улицам незнакомого Китве. Центр города выглядел куда элегантнее, чем деловые улицы Лусаки. В отличие от всех африканских городов, где предпочитают дешевые, малолитражные автомашины, в Китве ездили на огромных американских «линкольнах» и «барракудах». Внушительно поблескивали стеклом билдинги тогдашних «хозяек» Медного пояса — гигантских монополий «Англо-америкэн корпорейшн» (ААК) и «Роан селекшн траст» (РСТ). Ломились от английских и американских товаров дорогие магазины. Только витрины охотничьих лавок были почти пусты — там ничего не было, кроме патронташей, пыжей и гипсовых собак.

У дрожавшего от ночного холода мальчишки-газетчика я купил свежий номер «Обсервера», только что доставленный самолетом из Лондона. В пространной статье, посвященной жесткой позиции Замбии в отношении расистского Юга, мне запомнилась фраза о «белых горняках» Медного пояса, симпатии которых, по мнению газеты, «постоянно находятся на стороне родезийского режима». Автор не исключал, что в случае открытого конфликта с «белым Югом» определенная часть европейского населения выступит на его стороне.

Видимо, отнюдь не для того, чтобы стрелять во львов, уже давно исчезнувших в Медном поясе, скупило европейское население Китве-Нканы все ружья в охотничьих магазинах.

Замбия — это Медный пояс

Медный пояс — это узкая полоска земли, вытянутая вдоль границы с Демократической республикой Конго и занимающая всего 0,3 процента замбийской территории. Но для того чтобы понять, что значат для Замбии эти 0,3 процента, я приведу несколько цифр. Медный пояс дает более 60 процентов средств, поступающих в бюджет страны и 95 процентов стоимости экспорта. Здесь живет 70 процентов городского населения, 75 процентов замбийского пролетариата. Медный пояс потребляет 85 процентов всей электроэнергии, около 55 процентов жидкого топлива, более 65 процентов каменного угля. В общем распространенное выражение «Замбия — это Медный пояс» отнюдь не гипербола.

Ландшафт в Медном поясе совершенно необычный для Африки. Кругом не саванна, не редкие деревеньки, а настоящий промышленный пейзаж, освоенная, перенаселенная земля. Пустоши и островки саванны, конечно, кое-где остались, но они лишь отделяют друг от друга рудничные поселки с копрами рудников, плавильными заводами, обогатительными фабриками, бесчисленным количеством вспомогательных предприятий, служб и складов, тянущихся вдоль широкого шоссе. Движение на шоссе очень оживленное, во многих местах его пересекают рельсы одноколеек, по которым ежегодно перевозят семьсот тысяч тонн одной только меди. Это шестая часть того, что производится во всем капиталистическом мире. После Соединенных Штатов Замбия — главный экспортер меди.