Сады Приапа, или Необыкновенная история величайшего любовника века - [81]
Экскурсанты, которые видели его со спины, заметили только какую-то одеревенелость походки, вязкий отягченный шаг. Тех же, к кому он приближался (сгрудившихся вокруг гида перед царь-пушкой), его вид ужаснул: у шедшего навстречу человека лицо было искажено гримасой гадливости, и непонятно было, такое выражение получалось от паралича лицевой мышцы или так он взирал на людей. Все поневоле расступились перед ним. И тут произошло невероятное, немыслимое: он издал истошный крик и, набычившись, двинул в сторону царь-пушки. На глазах десятков людей он с разбегу бросился головой вперед в темную орудийную утробу, и она поглотила его. Вдруг пушечный ствол на колесах содрогнулся, и жерло со страшной силой изрыгнуло из нутра извивавшееся в корчах тело. «Первый раз за четыреста лет царь-пушка выстрелила, сознавая, что, кроме нее, больше некому спасти честь русской государственности» — так напишет потом в одной столичной газете известный журналист и писатель Юджин Манкин.
Залп был чудовищной силы, какую трудно было ожидать от орудия XVI века. Находившиеся на территории Кремля припозднившиеся экскурсанты и просто гуляющие, услыхав грохот, задрали головы при виде какого-то странного продолговатого предмета: он с ускорением удалялся в юго-восточном направлении. Они молча наблюдали за ним. И лишь два русские предпринимателя, приехавших с Урала судиться в Арбитражном суде с чиновниками Госкомимущества по делам своего ЗАО и стоявшие на балконе номера гостиницы «Москва» с кейсами в руках, проводили глазами летящий диковинный предмет и обменялись кое-какими замечаниями. «Как считаешь, долетит эта ху…вина до Златоуста?» — сказал один другому. «До Златоуста, думаю, долетит». «А до Риги?» — «До Риги? — переспросил другой. Он поставил кейс с документами у ноги, подумал. — Нет, блин, — сказал, — до Риги, думаю, вряд ли…»
А минуты две спустя жители подмосковного города Реутова увидели, как какое-то неопознанное тело снижалось на фоне закатного неба по пологой траектории и, зависнув над центральной площадью, рухнуло на проезжую часть, рядом с решеткой ливневой канализации. Кто-то побежал к месту падения НЛО, но упавший расплющенный предмет стал с шипением пузыриться и вскипать, будто брошенный в воду кусок карбида, и испарился. На асфальте не осталось ни углубления, ни пятнышка, ничего, только с минуту на этом месте держался бесцветный слабый сладкокислый запах, схожий с запахом отработанного высокоактанового бензина…
— Снимайте штаны, голубчик, — скомандовал Филипп Филиппович и поднялся.
М. Булгаков. Собачье сердце
…В эти часы в Москве из камеры временного содержания при УВД Центрального округа выводили для медицинского освидетельствования задержанного накануне Николая Савушкина.
Конвоир остановил его у обитой железом двери судмедэксперта. Вдруг задержанный дернулся словно под током высокого напряжения, закачался на месте, его фигуру клонило вперед.
— Ну-ну, не балуй, — с неудовольствием сказал пожилой конвоир и втолкнул задержанного в кабинет. Коля был бледен, глаза у него закатывались. Он был явно не в себе.
— Ну, показывайте, что у вас там, — скучным дежурным голосом сказал судмедэксперт, закрыв папку с протоколом задержания и показаниями свидетелей. Ему сегодня пришлось освидетельствовать уже троих сумасшедших, и он не сомневался, что этот был четвертый: он утверждал, что кандидат в президенты Кичхоков — выходец из его подбрюшья. — Ну, показывайте, Савушкин, какое такое у вас там доказательство в виде гладкого места.
Коля как стоял, выгнув спину, так и продолжал стоять. Глаза его были полузакрыты.
Судмедэксперт терял терпение. У него был конец смены.
— Слышишь, что говорю-то! Снимай штаны! Надоело!
Он кивнул конвоиру, чтобы обеспечил осмотр, а сам взял из стопки бланк освидетельствования и принялся выводить сегодняшнее число.
Конвоир подошел к Коле, ловким движением отстегнул у него брючный крючок, свернул головки пяти или шести пуговицам ширинки, зацепил пальцем резинку трусов, оттянул на себя и одним рывком дал одежде задержанного сползти по ногам к полу.
То, что произошло в следующий момент, господа, трудно поддается описанию. Увидев Колину наготу, конвоир взял своего «Калашникова» на изготовку и не своим голосом заорал.
— Стоять! Ни с места! Руки за голову.!
Коля вроде бы вышел из своего ступора, он понял конвоира и подчинился. Он заложил руки за голову и застыл на месте. Судмедэксперт от крика конвоира выскочил из-за стола и, когда наступил его черед зреть Колины гениталии, попятился назад, не веря своим глазам: из лобковой пазухи задержанного свисала как бы туша освежеванного порося средней упитанности, повернутого к зрителю синюшно-розовыми пластинами мышц спинной части…
— С-слушайте, вы! — Судмедэксперт был на грани нервного срыва. — Ты… ты что, понимаешь… тут… ты что, обнажать сюда пришел, мать твою!.. — Он немного опомнился от первоначального шока, нажал на какую-то кнопку под столом. — Ишь, гладкое там у него место, президент у него оттуда сбежал… — Он вытер краем халата взмокшую шею. — Это же надо, народ какой наглый пошел… Фу!
Судмедэксперт отдувался, но, увидев, что в кабинет ворвался еще один конвоир, вдруг быстро закричал, переходя на визг:
В этом романе рассказывается о жизни двух семей из Северной Каролины на протяжении более двадцати лет. Одна из героинь — мать-одиночка, другая растит троих дочерей и вынуждена ради их благополучия уйти от ненадежного, но любимого мужа к надежному, но нелюбимому. Детей мы видим сначала маленькими, потом — школьниками, которые на себе испытывают трудности, подстерегающие цветных детей в старшей школе, где основная масса учащихся — белые. Но и став взрослыми, они продолжают разбираться с травмами, полученными в детстве.
История дружбы и взросления четырех мальчишек развивается на фоне необъятных просторов, окружающих Орхидеевый остров в Тихом океане. Тысячи лет люди тао сохраняли традиционный уклад жизни, относясь с почтением к морским обитателям. При этом они питали особое благоговение к своему тотему – летучей рыбе. Но в конце XX века новое поколение сталкивается с выбором: перенимать ли современный образ жизни этнически и культурно чуждого им населения Тайваня или оставаться на Орхидеевом острове и жить согласно обычаям предков. Дебютный роман Сьямана Рапонгана «Черные крылья» – один из самых ярких и самобытных романов взросления в прозе на китайском языке.
Можно ли выжить в каменных джунглях без автомата в руках? Марк решает, что нельзя. Ему нужно оружие против этого тоскливого серого города…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
История детства девочки Маши, родившейся в России на стыке 80—90-х годов ХХ века, – это собирательный образ тех, чей «нежный возраст» пришелся на «лихие 90-е». Маленькая Маша – это «чистый лист» сознания. И на нем весьма непростая жизнь взрослых пишет свои «письмена», формируя Машины представления о Жизни, Времени, Стране, Истории, Любви, Боге.
Вызвать восхищение того, кем восхищаешься сам – глубинное желание каждого из нас. Это может определить всю твою последующую жизнь. Так происходит с 18-летней первокурсницей Грир Кадецки. Ее замечает знаменитая феминистка Фэйт Фрэнк – ей 63, она мудра, уверена в себе и уже прожила большую жизнь. Она видит в Грир нечто многообещающее, приглашает ее на работу, становится ее наставницей. Но со временем роли лидера и ведомой меняются…«Женские убеждения» – межпоколенческий роман о главенстве и амбициях, об эго, жертвенности и любви, о том, каково это – искать свой путь, поддержку и внутреннюю уверенность, как наполнить свою жизнь смыслом.