Сады Приапа, или Необыкновенная история величайшего любовника века - [35]

Уд открыл глаза, они слезились от нестерпимо яркого света.

— Босс!.. — опять позвал Лапиков.

— Босс… экскурсовод… библиотека… — недовольно передразнил Уд. — Ну, мудаки…

Я, господа, еще не рассказал вам об одной пикантной детали, которая больше всего поразила Уда в общественном туалете древних эллинов. Речь идет о нише в боковом помещении туалета, которая предназначалась для… флейтиста. Древние заглушали какофонию желудков благозвучием гармонии. Именно эта идея пришлась боссу по вкусу. И он не слезал с краснодеревщика, пока тот в некотором отдалении от трона не построил грот с предусмотренным для музыканта углублением.

С тех пор в окрестностях «кабинета задумчивости» во время посещения хозяином или кем-либо из его особых гостей (туда допускались только самые-самые) звучала флейта. Флейтистом был бывший актер, первокурсник заочного отделения консерватории, он же по совместительству охранник. В часы службы его обряжали в тунику, сшитую по эскизу Юдашкина, сложность задачи кутюрье состояла в том, чтобы среди хитроумных складок легкой накидки флейтиста незаметно запрятать скорострельный пистолет-автомат и к тому же обеспечить достаточную размашистость движений на случай, если придется открывать огонь.

Кстати, в день, когда гостьей босса была Афродита, он играл «Мимолетности» Прокофьева в переложении для флейты.

9

Блажен, кто, жизнью ослепленный,

Весь предан мигу, с мигом слит.

Ю. Балтрушайтис. Beati possidentes, Блаженны имущие

— А где это Давыдково-то, знаешь? — спросил Уд у водителя по переговорному устройству.

— Да, шеф. От Триумфальной арки в честь победы над Наполеоном по Кутузовскому. В сторону Кунцева. Левая сторона. Недалеко бывшая ближняя дача Сталина.

— Ясно, — Уд отжал кнопку переговорного устройства и спросил у Лапикова: — Кто такой?

— Недавно взяли. Офицер-афганец. Последнее место работы — экскурсовод Мостурагентства.

— Поощрить, — сказал Уд.

— Понял, босс, — сказал Лапиков.

Ехали от московского офиса фирмы на Чистых прудах по Мясницкой в сторону Лубянки. Возле антикварного магазина босс попросил остановиться. Вернулся с завернутым в красивую коробочку подарком для Афродиты. Он знал, что ей понравится. Он сразу, как вошел в магазин, положил глаз на этого надверного дрилопуса — бронзовый Приапчик был что надо: на голове кольцо, за которое, по идее, следует браться рукой и тянуть, чтобы открылась дверь, а из паха, как водится у этих божков, в небо был нацелен громадный фаллос, превосходивший размером туловище, — литой, семижильный, оплетенный вздувшимися бронзовыми сосудами в апогее умопомрачительной эрекции. Видимо, прежние пользователи этой антикварной вещи предпочитали, открывая дверь, браться не за кольцо на голове дрилопуса, а за его фаллос — так он был отполирован от тысячекратных прикосновений. Сама фигурка дрилопуса была изготовлена из позолоченной бронзы и в сопроводительном сертификате антиквара-эксперта сообщалось, что это средневековая копия с подлинника I в. н. э. из Геркуланума, подлинник хранится в Национальном музее Неаполя.

Лимузин остановился у 15-этажной башни, телохранители заняли свои места у подъезда и лифта, Лапиков тоже было подсуетился, но босс сказал:

— Отдыхай, заберешь меня завтра рано утром. Что у нас там?

— Переговоры с киргизами в двенадцать, презентация в Доме…

— Отменить. Переиграй на встречу с «Ойлом».

— По поводу терминала?

— Да. Нефтехим будет сбивать цену. Ниже двадцати двух за тонну не опускать. Скажи Сбру-еву.

— Ясно. Вы сами будете с «Ойлом»?

— Да.

— После такой ночи? Босс… такие нагрузки…

В другой раз Уд отыграл бы эту свою фирменную реплику о хорошей жизни импотентов, но он был почему-то не в духе и промолчал.

— Да, еще у нас в одиннадцать фотосъемка для французского журнала, — напомнил Лапиков.

— Знаю.

— Француз просил, чтобы на вас были белые брюки и белая водолазка. Ему для съемки надо.

— Ладно, Лапиков. Это твои заботы.

Телохранитель поднял босса на лифте на седьмой этаж, вывел на лестничную клетку и, заглядывая в бумажку, вертел головой от двери к двери. Оба они были в некотором недоумении, потому что дверь с нужным номером являла собой странное зрелище. Она могла принадлежать квартире кого угодно, но не депутата Госдумы Афродиты.

Представьте себе, господа, обитую облезлым дерматином дверную плоскость с рваными дырами, откуда торчат клоки ржавой технической ваты и грязного стекловолокна. Поневоле ждешь, что после звонка из такой двери высунет подслеповатую физию какой-нибудь чайник или полубезумная драная старуха, пенсию которой объедают тридцать проживающих с ней кошек. Проверили еще раз номер квартиры — все сходится. Уд качнул головой, охранник испарился, Уд нажал на кнопку звонка — дверь отворила сияющая Афродита в серебристом узком платье с декольте. На голые плечи было наброшено боа. Афродита приняла протянутую руку Уда и, приблизив его к себе, подставила губы. Афродита слыла королевой поцелуя: она впускала в себя и как бы все-таки удерживала на некотором расстоянии, и эта дистанцированность, по-видимому, кружила мужские головы сильнее, чем последняя «степень сближения».

Чтобы стушевалось возбуждение, Уд полез в пакет за подарочной коробкой. Когда он вынул своего дрилопуса, она ахнула от восторга и потащила Уда к двери ванной, заставив тут же приладить его шурупами.