Сады Приапа, или Необыкновенная история величайшего любовника века - [36]

Афродита любовалась фигуркой, она приняла заостренный фаллос божка за ритуальное орудие, о которое в храме его имени юные гречанки лишали себя девственности. Афродита ладошкой шлепнула ему по бронзовому кончику, заливаясь смехом:

— Ах, проказник! Ах ты какой!..

Приапчик тупо висел, только кольцо слегка звякнуло.

Странно, Уд впервые обратил внимание на то, что глаза у Афродиты слегка косили и были необычного цвета: две белесоватые крапчатые обесцвеченные клубничины, какие плавают в доживших до зимы домашних компотах прошлогодней июньской закрутки.

У нее были розоватые глаза мучимого постоянным голодом животного. И Уд догадывался, какой голод поселился в этих глазах… Да, считалось, что она любила мужчин, их присутствие, крупные звуки, которые они издавали, обретаясь среди жизни, их низкие голоса, их запахи… Про нее говорили, что она будто бы не могла находиться дома, если со спинки кресла или стула не свисали чьи-то рубашки или брюки, если на ночник не был наброшен галстук.

Знаете, господа, чем она занималась до прихода любовника? Закончив дела на телевидении (там для программы «Парламентский час» записывали диспут депутатов), Афродита заехала на сеанс аэробики, а вернувшись домой, еще и вздремнула по системе древнекитайского врача. После короткого целебного сна вышла на балкон и, по примеру неаполитанок средневековья, выставила на лунный свет обнаженные груди. Луна была в фазе роста, луна полнела, груди круглились, наливаясь матовым молоком с небес…

Даже Уд в состоянии своего коматозного любовного беспамятства тогда, в ночь первого их свидания, впервые в жизни что-то почувствовал. Что? Назовем это, господа, чарами всепоглощающей женственности. Они проникли в него сквозь фригидную толщу отключки. Так умершему, говорят, какое-то время слышатся голоса людей, причитающих над ним… Память о чарах удерживали, оказывается, не сознание, не ум (головой он все забыл), а слизистая оболочка губ, ноздри, втянувшие в себя миндальный запах ее дыхания, — это они вспомнили, они проснулись сейчас в нем при поцелуе в прихожей…

Нет, нет, что-то в Афродите было особенное…

Как-то один из безнадежных ухажеров Афродиты встретил ее случайно в супермаркете. Она деловито снимала с полок всякую всячину, толкала перед собой тележку с товарами, послушно пристроилась в конце очереди в кассу… Ухажер следил за ней издалека и был потрясен. «Как, эти люди не понимают, кто среди них, как они не понимают!..» Он был убежден, что такие женщины, как Афродита, созданы только для любви, им нельзя ходить в магазины, отвлекаться на деловые разговоры и т. п. Только непрерывно, упоенно, безостановочно давать себя любить, подобно матке — царице пчелиного улья, дарить восторг, убивать отказом, воскрешать милостью! Все эти очереди, вся эта парламентская болтовня крадут ее с ложа любви, для которого она создана и где реализуется ее красота!

Уд был усажен хозяйкой на диван. Он приготовился вести с Афродитой «умные разговоры». Радиоперехват ее телефонных бесед с подругой (с ними Лапиков постоянно знакомил босса) показывал, что Афродита держала Уда за «умницу». Это значило, что в их свидании будет торжественная и художественная часть. И только потом, потом, под утро будет оголтелый кривошипношатунный драйв без устали, впритирку, без устали, вплотную, без присадок, внатяг, до донышка, без устали, вкруговерть — перед тем как провалиться в последнее беспамятство… А потом, на сладкий десерт свидания, еще вполсилы несколько пассов прощальных ласк, лениво-нежное касание и, наконец, то, что закабаляло, по слухам, всех ее любовников, — погружение в ускользающую и тем манящую близость, где они чувствовали, что женщина отдается им охотно, но как бы не до конца, без упоенья, не всецело…

Уд отвел взгляд от дрилопуса и поймал себя на том, что плохо слушает Афродиту. Она о чем-то все время говорила посмеиваясь.

— …моей двери, да? — вот это он услышал и попытался врубиться.

— Ты, наверное, подумал, что за скряга! — продолжала она, откинувшись спиной на подушечки. Одну ногу, сбросив туфлю, она положила на пуфик. — Но нет, Уд, нет, нет и нет, это, увы, элементарная вынужденная маскировка.

И она рассказала, что с некоторых пор у них в доме такие двери ставят многие солидные жильцы. Замучили грабители. Сигнализация и прочее не помогает.

— Лучший охранник — видимость нищеты, — сказала она, — на нее-то никто не покушается.

Уд слушал и чувствовал, что надо в этом месте что-то сказать, но не нашелся.

— А знаешь, сколько стоит эта дверь? Не поверишь, но далеко не все могут себе это позволить.

Афродита босой ногой, лежавшей на пуфике, скинула туфлю с другой ноги и утвердила их на пуфике рядом. Уд немного смутился: у серебристого платья Афродиты оказался большой разрез, и достаточно рискованно часть бедра оголилась.

— Эту дверь по заказу делал дизайнер с мировым именем, — продолжала она. — У него в прошлом году была персональная выставка в галерее Нащокина.

Уд только сейчас понял, о какой двери она все время говорила.

— Ты обратил внимание на куски ваты? А дыры на дерматине? Знаешь, добиться впечатления натуральной убогости — это высший класс!