Садовник - [35]
– Я не посягаю на ваш сад, Алексей Алексеевич, я говорю в принципе…
– Так и я… в принципе… А мы в пятилетку записаны, сад никакая собака не тронет…
– Я не спорю с вами, Алексей Алексеевич… Сад ваш наверняка хороший, красивый, и яблоки вот… – Виктор Иванович глянул на сетку в руке дяди Леши. – Но вы у любого спросите, что сегодня нужней: сад или птицеводческий комплекс? Нам народ надо кормить, Алексей Алексеевич.
– Так что ж, значит, чтоб накормить – сад под корень? А? – глаза дяди Леши сузились, он подался вперед.
– Да вы успокойтесь, – улыбнулся Виктор Иванович. – Мы видим, как вы любите сад.
– А чего мне его любить? – Кажется, дядя Леша уже не мог успокоиться. – Чего мне его любить? Чего хорошего я через него видел? У меня, может, через него вся жизнь перевернутая!.. Только я вот чего тебе скажу…
Председатель схватил дядю Лешу за локоть, останавливая, но тот вырвал руку:
– Да пусти ты! Я вот чего скажу… И сам понимаю, и по рассказам знаю… Жили не то что теперь… Мясцо ре-едко в щах, ре-едко… А в новину, бывало, и пухли, жрать совсем нечего. Только сады-то все держали!.. В каждом колхозе свой сад!.. Не в сытости дело, от яблок брюхо не вырастет… не в сытости дело, а в радости, в радости, понял, как тебя…
Он вбежал, задыхаясь, на пятый этаж, остановился у приоткрытой двери с цифрой «55», из-за которой доносились тихие глухие голоса, вошел.
В квартире было полутемно, серо. Первое, что он увидел, – зеркало в прихожей, завешанное полотенцем, и телевизор в комнате, которым хвастался Николай. Экран телевизора был прикрыт тряпкой. На диване лежал пластом, не двигаясь, Витек. Из кухни быстро шла Райка. Она не видела дядю Лешу.
– Рай! – позвал он тихо.
– Ой, дядь Леш, дядь Леш! – прижалась Райка к его плечу, став вдруг маленькой и жалкой.
– Рай, кто там? – спросила из комнаты тетка Ира чужим, сорванным криком голосом.
– Свои это, свои! – испуганно крикнула в ответ Райка и зашептала, глядя снизу: – Ты бы шел, дядь Леш…
– Да как же, – забасил дядя Леша, не понимая.
Тетка Ира вышла в прихожую, в черном, с провалившимися глазами на сером лице, с синими покусанными губами. Сзади ее удерживала за руку какая-то старуха.
– А, куманек дорогой явился! – громко заговорила тетка Ира. – С яблочками со свово сада, с бутылочкой! Друг от самого детства, как же… Ты чего пришел? – грозно спросила она. – Сестру мою на тот свет свел, теперь мужика? Горбил на твой сад всю жизнь… А?! – Голос ее поднялся до невыносимого.
– Ир, – заговорил хрипло и испуганно дядя Леша, но она, поднимая руку и вырываясь от старухи, закричала в близкой бабьей своей истерике:
– Пошел отсюда, гад! И только приди! Приди только на похороны! Попробуй только!
– Иди, дядь Леш, иди, видишь, какая она, – Райка подталкивала дядю Лешу к двери.
Спускаясь по лестнице, он заклохтал вдруг горлом, шмыгнул громко носом, торопливо провел рукавом пиджака по глазам…
– Три больших красных автобуса остановились один за другим, из них высыпали разом человек, может, двести – разноцветная и шумная засидевшаяся городская толпа.
– Ой, девочки, прелесть какая! – вырвался из общего гомона восторженный женский голос.
– Юра, лезь сюда! – кричал какой-то мужчина. – Гляди, какие яблоки!
– Вкуснотища!
– Первый раз повезло – всю жизнь на картошку посылали!
– А я думала, у нас такие не растут, надо же!
– Есть, есть еще места заповедные!
Дядя Леша молча и беспомощно смотрел на эту неуправляемую, пугающе свободную массу людей.
– Товарищи! По саду не расходиться и на деревья не влезать! – пришел неожиданно на помощь голос, усиленный ручным мегафоном. Руководитель шефов, в джинсах и штормовке, стоя к дяде Леше спиной, наводил порядок: – Зюкин, кому говорят, слезьте с дерева!
Рядом с руководителем стоял и председатель, который увидел дядю Лешу и призывно помахал рукой.
Председатель тронул руководителя за локоть, заговорил:
– А вот наш садовод… А это руководитель шефского отряда, Виктория Васильевна…
Дядя Леша еще больше растерялся, поняв, что руководитель – женщина.
Она пристально и твердо посмотрела на него, пожала руку.
– Очень приятно! – и, обернувшись, прокричала в мегафон: – Зюкин, слезьте с дерева! Лишим квартальной премии!
– А вы, значит, из института, учите или так просто, делаете чего? – поинтересовался больше из вежливости дядя Леша.
– Делаем чего, – коротко ответила Виктория Васильевна, поглядывая по сторонам.
– И чего ж делаете?
– А вот этого спрашивать не следует, – с укоризной в голосе произнесла Виктория Васильевна и снова заговорила в мегафон: – Внимание, товарищи, внимание! Сейчас перед вами выступит главный садовник колхоза… Как вас? – обратилась она тихо к дяде Леше.
– Глазов Алексей Алексеевич, – помог председатель.
– Алексей Алексеевич Глазов! – объявила руководительница.
– Чего говорить? – растерялся дядя Леша, принимая мегафон.
Шефы ждали.
– Говорите-говорите! – торопила руководительница.
– Товарищи! – заговорил дядя Леша. – Значит, это… Яблоки в нашем саду натуральные, не опрысканные, поэтому кушайте на здоровье!
Шефы закричали «ура», засмеялись и зааплодировали.
– Только на деревья не лазийте, товарищи, по-хорошему прошу! Это ж хуже, чем на человека наступить. У нас лестницы есть, стремянки… Значит… А когда яблоки рвать будете, не отрывайте вместе с плодоножкой. Вот, глядите как. – Он поднял руку к ветке, показал. – Чтоб плодоножка на ветке осталась… Мне мой дед рассказывал, – дядя Леша, забыв, опустил мегафон, но тут же, потеряв голос, поднял его, – мне мой дед рассказывал… когда здесь была уборка при графе Семенове, он сборщикам выдавал лайковые перчатки! Чтоб яблоки не портить…
Имя Валерий Залотухи прежде всего связано с кинематографом, и это понятно - огромный успех фильмов `Мусульманин`, `Макаров`, `Танк `Клим Ворошилов-2`, снятых по его сценариям, говорит сам за себя. Но любители литературы знают и любят Залотуху-прозаика, автора `революционной хроники` `Великий поход за освобождение Индии` и повести `Последний коммунист`. При всей внешней - сюжетной, жанровой, временной - несхожести трех произведений, вошедших в книгу, у них есть один объединяющий момент. Это их герои. Все они сами творят свою судьбу вопреки кажущейся предопределенности - и деревенский паренек Коля Иванов, который вернулся в родные края после афганского плена мусульманином и объявил `джихад` пьянству и безверию; и Илья Печенкин, сын провинциального `олигарха`, воспитанный в швейцарском элитном колледже и вернувшийся к родителям в родной Придонск `последним коммунистом`, организатором подпольной ячейки; и лихие красные конники Григорий Брускин и Иван Новиков, расправившиеся на родине со своим русским Богом исовершившие великий поход в Индию, где им довелось `раствориться` среди тридцати трех тысяч чужих богов...
Герой романа «Свечка» Евгений Золоторотов – ветеринарный врач, московский интеллигент, прекрасный сын, муж и отец – однажды случайно зашел в храм, в котором венчался Пушкин. И поставил свечку. Просто так. И полетела его жизнь кувырком, да столь стремительно и жестоко, будто кто пальцем ткнул: а ну-ка испытаем вот этого, глянем, чего стоит он и его ценности.
Роман «Свечка» сразу сделал известного киносценариста Валерия Залотуху знаменитым прозаиком – премия «Большая книга» была присуждена ему дважды – и Литературной академией, и читательским голосованием. Увы, посмертно – писатель не дожил до триумфа всего нескольких месяцев. Но он успел подготовить к изданию еще один том прозы, в который включил как известные читателю киноповести («Мусульманин», «Макаров», «Великий поход за освобождение Индии»…), так и не публиковавшийся прежде цикл ранних рассказов. Когда Андрей Тарковский прочитал рассказ «Отец мой шахтер», давший название и циклу и этой книге, он принял его автора в свою мастерскую на Высших курсах режиссеров и сценаристов.
Все тайное однажды становится явным. Пришло время узнать самую большую и самую сокровенную тайну великой русской революции. Она настолько невероятна, что у кого-то может вызвать сомнения. Сомневающимся придется напомнить слова вождя революции Владимира Ильича Ленина, сказанные им накануне этих пока еще никому не известных событий: «Путь на Париж и Лондон лежит через города Афганистана, Пенджаба и Бенгалии». Не знать о великом походе за освобождение Индии значит не знать правды нашей истории.
Имя Валерий Залотухи прежде всего связано с кинематографом, и это понятно - огромный успех фильмов `Мусульманин`, `Макаров`, `Танк `Клим Ворошилов-2`, снятых по его сценариям, говорит сам за себя. Но любители литературы знают и любят Залотуху-прозаика, автора `революционной хроники` `Великий поход за освобождение Индии` и повести `Последний коммунист`. При всей внешней - сюжетной, жанровой, временной - несхожести трех произведений, вошедших в книгу, у них есть один объединяющий момент. Это их герои. Все они сами творят свою судьбу вопреки кажущейся предопределенности - и деревенский паренек Коля Иванов, который вернулся в родные края после афганского плена мусульманином и объявил `джихад` пьянству и безверию; и Илья Печенкин, сын провинциального `олигарха`, воспитанный в швейцарском элитном колледже и вернувшийся к родителям в родной Придонск `последним коммунистом`, организатором подпольной ячейки; и лихие красные конники Григорий Брускин и Иван Новиков, расправившиеся на родине со своим русским Богом исовершившие великий поход в Индию, где им довелось `раствориться` среди тридцати трех тысяч чужих богов...
Герой романа «Свечка» Евгений Золоторотов – ветеринарный врач, московский интеллигент, прекрасный сын, муж и отец – однажды случайно зашел в храм, в котором венчался Пушкин. И поставил свечку. Просто так. И полетела его жизнь кувырком, да столь стремительно и жестоко, будто кто пальцем ткнул: а ну-ка испытаем вот этого, глянем, чего стоит он и его ценности.
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
Жизнь – это чудесное ожерелье, а каждая встреча – жемчужина на ней. Мы встречаемся и влюбляемся, мы расстаемся и воссоединяемся, мы разделяем друг с другом радости и горести, наши сердца разбиваются… Красная записная книжка – верная спутница 96-летней Дорис с 1928 года, с тех пор, как отец подарил ей ее на десятилетие. Эта книжка – ее сокровищница, она хранит память обо всех удивительных встречах в ее жизни. Здесь – ее единственное богатство, ее воспоминания. Но нет ли в ней чего-то такого, что может обогатить и других?..
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.
С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.
Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.
Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.
Роман «Время обнимать» – увлекательная семейная сага, в которой есть все, что так нравится читателю: сложные судьбы, страсти, разлуки, измены, трагическая слепота родных людей и их внезапные прозрения… Но не только! Это еще и философская драма о том, какова цена жизни и смерти, как настигает и убивает прошлое, недаром в названии – слова из Книги Екклесиаста. Это повествование – гимн семье: объятиям, сантиментам, милым пустякам жизни и преданной взаимной любви, ее единственной нерушимой основе. С мягкой иронией автор рассказывает о нескольких поколениях питерской интеллигенции, их трогательной заботе о «своем круге» и непременном культурном образовании детей, любви к литературе и музыке и неприятии хамства.
Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)