Сад Шкроева - [7]

…

А 10 июля из него же:

Шепчут вязы, шепчут ивы

Налетают ветерки,

Шепчут дивные рассказы

Про отживший век счастливый

И колышут тростники…

Ты помнишь, как нам рисовали,

Бывало, пылкие мечты

Сиянье люстры в бальном зале

И шёлк, и ленты, и цветы…

Приближается десятилетняя годовщина советской власти, всем понятно, что возврата к прежней жизни не будет. Она стёрта с лица земли, уничтожена «полностью и окончательно», как писали газеты. Впереди непрестанные лихолетья, войны, голод и холод. Так что о «воздушно-лёгких нарядах, рядах весёлых юных пар, улыбках нежных и взглядах волшебнее волшебных чар» предпочтительней забыть да учиться науке выживания в условиях террора власти против собственного народа.

Совершенно иное звучание, чем прежде вызывает куплет популярного в дореволюционной России романса «Уста мои молчат» на стихи Федора Белозерова:

Уста мои молчат в тоске немой и жгучей,

Я не могу, мне тяжко говорить.

Расскажет пусть тебе аккорд моих созвучий,

Как хочется мне верить и любить…

И далее стихотворение М. Лохвицкой «Я люблю тебя, как море любит…", помеченное 2 ноября 1927 года:

Я люблю тебя, как море любит солнечный восход,

Как нарцисс, к воде склонённый, блеск и холод сонных вод.

Я люблю тебя, как звёзды любят месяц золотой,

Как поэт — своё созданье, вознесённое мечтой…

С началом учебного года школьная тематика в альбоме преобладает в виде частушек:

Все активные ребята

Языками чокают,

От общественной работы

Ахают да охают

Картины висят — запыляются,

Ленин с Рыковым сквозь пыль

Улыбаются

Или:

Наш Зайковский, как оглобля

С томными глазами.

Подбородок глядит в небо,

В небо с облаками

Глебка Белышев, что ангел:

Голубые глазки,

Носик, вздёрнутый слегка,

В общем, «принц из сказки».

Наш завшколой молодец,

Всех возьмёт в работу:

Рой, копай, таскай, носи

До седьмого поту

Десять лет Октября быстро пролетели,

Вбили в нас здоровья дух,Да здоровье в тело

Интересно, по-видимому, собственное четверостишье Гали на последней странице альбома, первые две строки написаны красивым, безупречно-каллиграфическим почерком:

Школа наша по картинке

Старым замком кажется

А две последние спрятаны среди каких-то нуликов, черканий и линий:

Только жизнь внутри неё

С замком тем не вяжется

В конец альбома помещены отрывки из большой стихотворной поэмы на школьную тематику под названием: «Unsere Schule» (Наша школа). Авторами её является ученики школы Сергей Рахманин и Борис Ширген.

В школе был он во второй

Совединой трудовой,

Педагог Иштван Сокали,

И ему-то Завсоцвос

Нашу школу преподнёс.

Тут без долгого мечтанья

Он явился на собранье

И сказал ребятам так:

Мол, здорово, gutеn Tag!

Я, мол, в школах понимаю

И к рукам вас прибираю.

В школе он завёл порядки,

Партой спину гнут ребятки

Сверху вниз, потом в сарай,

Плахи с брёвнами таскай.

И когда ему охота,

Всех он может взять в работу —

Двор мести, копать картошку,

Доску выстругать немножко,

Починить забор дощатый.

Школа, стало быть, не зря

Носит имя Октября.

Иштван нас частенько мучит,

Он немецкому нас учит:

На уроках битый час

Разглагольствует о нас,

Что-де глупы мы не в меру,

Принимать крутые меры

Будет с нами он теперь…

В другом альбоме директору школы Иштвану Сокали неизвестным автором посвящено отдельное стихотворение:

Нас немецкий гложет, гложет,

Надо знать слова, слова,

А читать совсем не можем,

Не спрягали никогда.

Не спрягали, не склоняли,

Не умеем мы писать,

Потому что нам Сокали

Не желает правил дать.

От страницы до страницы

Мы параграфы зубрим.

Иштван нам не помогает,

Мы читаем, как хотим.

Где же знанья в результате?

Право, только не в уме.

Или в книжке, иль в тетради?

Не известно это мне.

В «Нашей школе» даны портреты многих учителей и учеников, практически все написаны с любовью и добротой:

А теперь, товарищ, слушай.

Для меня он самый лучший

От печали нету слов,

Литератор — Русаков.

Дал нам много новых знаний

И читал, смеялся с нами

Эти первые главы,

А теперь… в волнах Невы.

Софья Дмитриевна Титова,

Нечего сказать плохого,

Всем она хороший друг —

Вождь естественных наук.

Есть в лаборатории ейной

Всеразличный скарб музейный:

Черви, бабочки, жучки

И… Залозного зрачки.

В качестве отрицательных персонажей представлены лишь создатели «школьного Ревтрибунала» и, с лёгкой язвительной иронией — директор школы: «Многих будет он почище. В здоровенных кулачищах Так сжимает школьный руль Будто едет в Ливерпуль».

С первых слов делается совершенно очевидно, что никакой Сокали не педагог и не учитель. Иностранец, неважно говорящий по-русски, занимающий свои учебные часы запугиванием школьников крутыми мерами, которые к ним предпримет. Но почему именно ему безликий Завсоцвос «преподнёс» школу, как сказано в поэме? Откуда в начале двадцатых годов в Томске взялся сей восточный европеец, быстро ставший сначала учителем одной школы, затем директором другой? Когда и сегодня, при наличии известных благ цивилизации в домах в виде центрального отопления и канализации, каждый новый иностранный преподаватель томских университетов, будь то китаец или американец — новость, о коей почтёт за честь написать любая местная газета. И не одна, и не один раз поведает читателям о жизни гостя на родине и в морозной Сибири, а так же о видении гостем города Томска, в особенности прекрасной его половины. Программы местного телевидения обязательно покажут героя в профиль и анфас, как он живёт и гуляет по улицам, разговаривает с аборигенами, или даже катается на велосипеде. Но в школьной поэме о «происхождении» иностранца-директора почему-то не говорится ни слова. Вроде бы таких тогда, говорящих «гутен таг» лучше, чем «здравствуйте» было вокруг слишком много, всем и без того ясно, кто они такие и откуда взялись, да и не полагается о том говорить: не буди лихо, пока тихо. Так кто же он, Иштван Сокали?