Сад Персефоны - [44]

— Спокойной носи, дорогой Пол.

Я осторожно закрыла за собой дверь каюты. Ники встрепенулся, будто услышал, как я вошла. Он открыл сонные глаза и произнес, вздохнув:

— Мамочка?

— Да, маленький, это мамочка. — Я отвела со лба черные волосы и поцеловала его. — Я здесь. Спи снова.

Он, казалось, вовсе и не просыпался, но все же лицо его расслабилось, тоненькая морщинка между бровями исчезла, дыхание стало более ровным, и он погрузился в настоящий сон.

На следующий день Ники не отходил от меня и твердо отказывался отпустить. Он ходил за мной повсюду и никак не хотел оставаться один. Не то чтобы я хотела этого. Я любила Пола и мечтала побыть с ним наедине, но все же первый, о ком я беспокоилась, был Ники. Вчера он был напуган моим внезапным исчезновением и сегодня должен был успокоиться. В любом случае, каким бы роскошным «Океанис» ни был, пространство на нем не позволяло избегать встреч с другими людьми и оставаться с глазу на глаз ни с кем.

Ясно было, что на Родос мы в этот день не придем, в лучшем случае ранним утром на следующий день. Но это никого не огорчало. Солнце, казалось, никогда еще не сияло так ослепительно, а небо не было таким синим. Было теплее, чем обычно, и очень душно, когда мы проплывали между Додеканезскими островами и повернули на восток, к берегам Турции.

— Как прекрасно ты выглядишь, — заметила Мария. — Вчера вечером ты была изнурена жарой, но сегодня… — Она, улыбаясь, замялась, а затем отвернулась, словно не желая смущать меня. — Ты цветешь!

— Я хорошо спала.

Она одобрительно кивнула:

— Отлично. Это Овидий сказал, что «сон самое нежное божество, это мир души». — Она наклонилась над Ники: — Никос, дорогой, ты решил задачу, которую мы начали вчера?

Он отрицательно покачал головой:

— Нет, она слишком трудная.

— Ну, тогда мне придется тебе помочь.

Он нахмурился:

— Нет. Я иду плавать с мамочкой. Правда, мамочка? Когда судно остановится, как сказал дедушка.

— Да, мы отправимся поплавать до обеда.

Когда мы плавали, Пол приблизился ко мне, рассекая воду, и сказал шепотом:

— Дорогая, сегодня ночью. Около десяти, на палубе, возле кресел. Я должен провести с тобой наедине хотя бы пять минут.

— Я буду там. Хорошо. Ники, я здесь! Держись рядом.

— Я заберу его. Давай, Никос, я хочу посадить тебя себе на спину. Я буду морским коньком, а ты будешь кататься на мне!

Восторженно вопя, Ники был поднят на широкие плечи Пола, обхватил его за шею, и тот медленно поплыл по ровной синей воде. Но когда я легла на спину, просто держась на воде, Ники взволнованно закричал:

— Давай, мамочка! Ты тоже должна плыть!

И я догнала их и поплыла рядом.

После позднего прекрасного обеда все отправились спать; полдень усыплял вместе с мягким шумом двигателей судна. Вечером, когда Ники заснул, мы поужинали, и затем под навесом был подан кофе. Нас окружала теплая, чудесная ночь, ровный ход судна оставлял за кормой серебряную пену толщиной с палец. Когда Мария, Гермиона и доктор Сикилианос отправились вниз играть в бридж, как обычно, я покинула их и поднялась на верхнюю палубу, туда, где мы договорились встретиться с Полом. Хотя было уже несколькими минутами позже десяти, его там не было. Я перешла к поручням и оперлась на них, глядя на сверкающие огни проплывающего мимо острова. Какой-то звук за спиной заставил меня быстро обернуться.

— Пол?

В темноте я увидела красный огонек сигары, а затем голос Василиса быстро ответил:

— Это я. Ты ждала Пола?

— Я не уверена. Он сказал, что он может подняться сюда.

Василис сделал шаг вперед, слегка наклонив голову и кивая.

— Он задержался. По радио ему передали сообщение — деловое. Я боюсь, что он задержится еще на некоторое время. Но, может быть, я смогу его заменить и составить тебе компанию?

Теперь я была точно уверена, что Василис знал о нашем назначенном свидании. Я не нашлась, что ответить, и молчала, глядя на купол неба над нашими головами, где сиял голубой месяц.

Василис извлек еще одну сигару, а затем повернул голову, чтобы взглянуть на меня.

— Я счастлив, что ты и Пол уладили ваши маленькие… разногласия, и теперь в ваших отношениях наступила гармония. Я надеюсь, что смог содействовать этому, — он помахал в воздухе сигарой, разгоняя душистый дым, — потому что, должен признаться, немного пошутил над вами.

Теперь наступила моя очередь взглянуть на него.

— Пошутили?

Он улыбнулся:

— Да, моя дорогая. Я запланировал, чтобы вы остались вдвоем на Косцене вчера. Я чувствовал, что вам необходимо время и уединение, чтобы решить ваши, как бы это сказать, проблемы. И я был прав. Теперь между вами все уладилось.

Мне оставалось только молча смотреть на него. Страх смешался с раздражением, вызванным его вмешательством, сознанием, что я оказалась пешкой в игре, которую он вел.

По-видимому, что-то отразилось на моем лице, так как он резко сказал:

— В чем дело? Я обидел тебя своим вмешательством? Поверь мне, я заботился о вашем благополучии — твоем и Пола. Я только хотел сгладить путь к вашему общему счастью. — Он снова взмахнул рукой, и красный огонек сигары разогнал тени. — Давай не будем заблуждаться. Пол влюблен в тебя, а ты — в него. Ни один из вас не может этого скрыть. Когда вы вместе, то кажется, что от вас исходит прямо-таки высокое напряжение. Это делает меня, Стейси, счастливым. Все, чего бы я хотел, это чтобы ты вышла замуж за Пола.