Сад памяти - [18]

«Исторический персонаж» — Валентин Александрович Цареградский, проводив врача, возвращается в комнату:

— Знаете, я вчера сам за хлебом ходил. И голова почти не кружилась…

Мы радуемся этой победе. Потом радуемся, что получено великодушное разрешение доктора снова сесть за письменный стол — его ждут научный труд по геологии, переписка с Магаданским издательством, где вот-вот выйдет еще одна, дополненная, книга воспоминаний Цареградского. (К слову, если бы были дневники, чего б ему самому их не издать?)

Исторический персонаж… А у него есть конкретный адрес по Волоколамскому шоссе, номер телефона набрав который, услышишь усталый хрипловатый голос. У него болезни, печали одиночества, житейские проблемы, нечастые радости. И воспоминания в часы бессонниц: шесть упряжек медленно движутся по снежному первопутку, долгожданная встреча с группой Билибина под Новый год, их совместная работа, удачи, сомнения, трудные поиски, счастливые находки. Северная дикая земля открывала молодым свои богатые кладовые.

А не так давно обнаружил я книгу А. Иванченко «Земля пяти солнц» — красивую, в заметном глянцевом переплете. Книга вышла уже после сердитого письма Цареградского в редакцию журнала, после известного нам ответа писателя. На странице, где опять пошли листки из дневника, теперь сноска: «Здесь и далее в этой главе прошу читателей не принимать дневники за подлинные, хотя вместе с тем они документальны. Глядя в свои рабочие записи, мои герои, которых я знал лично, день за днем вспоминали, что тогда происходило. Поэтому их воспоминания я записал в форме дневников».

Специально для автора повести старый геолог ничего не вспоминал. Беседы не было.

«…Золото — прекраснейший из металлов. Что происходит с драгоценными камнями, за которыми едут на край света? Их продают и превращают в конце концов в золото. С помощью золота можно не только делать все что угодно в этом мире, с его помощью можно извлечь души из чистилища и населить ими рай…» Это из письма Христофора Колумба королю Фердинанду; им начал свой роман «Территория» талантливый, так рано ушедший Олег Куваев. Ясно вижу я сквозь «золотые» строки старинного письма умную ироничную улыбку Олега Михайловича и еще вижу золотые осенние листья, принесенные северо-восточным ветром на его подмосковную могилу.

Куваев написал роман о непростой, трагической истории поисков золота на Чукотке, о людях, занятых этим делом. Он не погнался за приманивающей читателей документальностью и назвал Чукотку «Территорией», хотя сам геологом исходил те земли вдоль и поперек и знал о шурфах, «южаке» и обжигающем морозном ветре не из чужих воспоминаний. Он был честным писателем и человеком.

У Иванченко было много путей, чтобы написать правдивую повесть о Колыме 1928 года. Он не пошел ни по одному из них. Он изменил себе.

Вспомним же: «Нет на свете печальней измены, чем измена себе самому».

Веселые песни в грустном доме

Это сейчас сахар — белая смерть. В июне сорок первого сержант Василий Нестеренко и другие защитники Брестской крепости думали не так. Серый от пороха сладкий кубик — жизнь голодного ребенка, благодарная улыбка измученной матери, рукопожатие раненого («спасибо, браток…»), новые силы тем, кто продолжает бой…

Осенью прошлого года старый житель курского села Катырино, инвалид первой группы Василий Леонтьевич Нестеренко, перемещая искореженное войной тело сразу с помощью двух палок, одолел порог кабинета председателя местного колхоза Виктора Григорьевича Юрьева и сказал:

— Мне бы, Вить, сахару. Немного совсем, один я…

Председатель улыбнулся, но улыбка эта не отразилась в размыленных глазах слепого; тот услышал только строгий голос:

— Но ты ж на свеклу не ходил. У нас справедливо: кто ходит, тот и получает.

— А вот предшественники твои, другие председатели, давали. Ты ж знаешь, я воевал, сынок…

— Молодец! Тогда все воевали. Будь здоров, Леонтьич…

Нестеренко выбрался на улицу. Палка соскользнула, он едва удержался. С Сейма тянуло речным осенним сквозняком, и это успокаивало бьющееся в горле сердце.

Ордена Славы и Отечественной войны, орден Ленина. Медалям на груди тесно. Под Новый год нашли его в больнице гости из Варшавы и вручили высокую награду республики — медаль Героя Польши. Пионеры иной раз придут, выступить попросят. Но это — праздники. А каждый день? А каждую ночь?..

«Старость приходит внезапно, как снег. Утром вы встаете и видите, что все бело». В какой радиопередаче он недавно услышал это? Не вспомнить. Кружились снежинки. Нестеренко виском чувствовал их короткое прикосновение.

Ночью, стоило закрыть глаза, на грудь падали стены брестских казематов. Его спасало чудо.

20 июня 1941-го группу лучших бойцов из Четвертой воздушно-десантной бригады перебросили из-под Конотопа в Брест, на 9-ю заставу. Еще несколько часов мирной жизни. На Варшавское шоссе, к самой линии пограничных столбов, вышла группа фашистских офицеров — рассматривали крепость открыто, в упор. И — началось…

Нестеренко даже не успел получить оружие, и начальник заставы лейтенант Кижеватов (тот самый, легендарный!) дал ему ручной пулемет. Разящими очередями бил из траншеи у палатки по атакующим гитлеровцам. Неподалеку заметил пушку, «сорокапятку», и сердце артиллериста радостно дрогнуло. Хоронясь от осколков и пуль за поваленными деревьями и развалинами зданий, подобрался к орудию, но вот незадача — прицел, видно, от ударной волны соскочил с «пальца». Покопался несколько минут, поправил. Навел поточнее и ударил осколочным по плоту, на котором переправлялась через Буг вражеская пехота. Видел, как падают в мутную воду враги. Прохрипел с нахлынувшей невесть откуда злостью: «Так-то лучше, лучше…»