Сад господина Ничке - [3]

Таким образом, господин Ничке, который два дня назад уже похоронил дрозда, пережил эту потерю, оплакал его звонкий, чистый голос, так чудно звучавший по вечерам, сейчас, увидев, какой вред нанес его саду червяк, заново, еще болезненнее пережил смерть дрозда и воспылал жаждой мести.

Вымыв руки, он решил вернуться домой и позавтракать. За чашкой кофе и утренней газетой он надеялся снова обрести столь необходимый ему покой. Но тут вдруг по другую сторону низкой, чуть повыше пояса живой изгороди появился сосед. Он только четыре месяца назад приобрел дом и сад и ежедневно по утрам – правда, не в столь ранний час, как господин Ничке, но с таким же энтузиазмом и рвением – хозяйничал в своем саду. Сосед этот, по фамилии Копф, недели две назад первым нанес визит господину Ничке, как более давнему владельцу недвижимости. Ничке узнал, что он приобрел усадьбу, думая о внуках, которые учатся в школе и будут приезжать сюда на каникулы. Копф не произвел на господина Ничке благоприятного впечатления; судя по нескольким фразам, которыми они обменялись насчет двух последних войн, ему было приблизительно столько же лет, что и Ничке, но выглядел он, пожалуй, старше. Иссеченная морщинами шея, худое загорелое лицо, на щеках сетка красных жилок. На этом старом лице выделялись удивительно ровные, по-молодому крепкие зубы. Господин Ничке смотрел на них особенно внимательно и вынужден был признать, что зубы у Копфа свои, не искусственные, впрочем, стопроцентной уверенности на этот счет у него все же не было.

– Доброе утро, сосед!

– Доброе утро, доброе утро, – ответил Ничке.

– Хороший сегодня денек, не правда ли?

– Да, пожалуй, – неохотно ответил господин Ничке.

– Жизнь такая короткая и такая паршивая, что человек должен радоваться каждому хорошему дню, – продолжал господин Копф, вовсе не обескураженный холодным тоном господина Ничке. Соседи через изгородь подали друг другу руки, но при этом господин Копф мог ухватиться только за кончики пальцев господина Ничке, тем не менее он несколько раз потряс его руку.

– Morgenstunde hat Gold im Munde…[1] – пробормотал Копф, жмуря глаза и сверкая белыми зубами. Ничке в это время думал о том, есть ли смысл сказать Копфу о дрозде и о том ущербе, который он, Ничке, понес в результате гибели дрозда. Он решил не говорить, но, видимо, не совсем отказался от этой мысли, так как вдруг услышал самого себя:

– Погода чудесная, мир прекрасен, но, увы, люди гнусны.

– К сожалению, вы правы, господин Ничке. – Копф наклонился, вырвал какой-то сорняк и, оглядывая его со всех сторон, добавил: – Но что можно поделать? Так было, есть и будет.

– Хотите закурить? – спросил Ничке, подавая через изгородь коробку с папиросами.

– Какой из меня курильщик! Я только испорчу вам папиросу. А кроме того, перед завтраком…

– Вы правы. Сейчас столько говорят о вреде курения. Но люди неисправимы – продолжают курить, хотя знают, что это им вредно.

– Назло самим себе…

– Вот именно…

– Впрочем, с этим курением странное дело. Знаете, я, еще будучи холостяком, не раз пробовал курить. Потом война, безработица, вторая война. Вроде бы поводов хоть отбавляй, а между тем курильщика из меня не получилось. Так, иногда вдруг вспомню и закурю. Видно, некоторые люди без этого не могут, а другим оно ни к чему.

– Совершенно верно. А все потому, что каждый человек отличается от другого человека и двух одинаковых людей в мире нет. У каждого свои потребности и свои пристрастия. Один любит одно, другой – другое, – заметил Ничке.

– А вы много курите?

– Сорок – пятьдесят штук и две сигары.

– Как, в день? – изумился Копф.

– Да.

– Но это же стоит кучу денег. И очень вредно!

– Что делать? Привычка.

– Надо отвыкнуть.

– Пробовал.

– Нет, вы обязательно должны покончить с этим. Вот посмотрите на меня: я бросаю свою папиросу. Скажите себе: к черту! И сделайте то же, что и я. Ну!

Ничке, уступая напору соседа, бросил свою папиросу, хотя и не думал отказываться от курения.

– У людей столько разных неприятностей. Папироса успокаивает, – заметил он.

– Согласен с вами. У каждого свои заботы. Но из этого еще не следует, что все мы должны раньше времени отправиться на тот свет. Прав я или нет? Извините, я на минутку, возьму только молоко. – Господин Копф направился к калитке, взял у молочника бутылку молока, поставил ее на крыльцо и вернулся к изгороди.

– Вы правы на сто процентов, господин Копф, на все сто, но вы же сами только что сказали, что есть люди, которым трудно обойтись без папиросы. Наверно, я принадлежу к их числу, – сказал Ничке и почувствовал внезапную симпатию к своему соседу. Поэтому он добавил: – Скажите мне, господин Копф, что бы вы сделали, если б какой-нибудь бандит застрелил вашу птицу?

– Птицу? – удивился Копф, внимательно и даже с некоторым беспокойством взглянув на господина Ничке.

– Да, птицу – дрозда. У меня в саду жила пара дроздов, и одного из них какой-то негодяй застрелил.

– Да, это неприятно. Наверно, кто-нибудь из озорства, просто так, для забавы.

– Для забавы? Такая забава, господин Копф, должна быть запрещена полицией.

– Конечно, это должно быть запрещено. Да, я не раз видел дроздов и у себя в саду. Очень печально, – продолжал господин Копф таким бесстрастным тоном, что было похоже, будто он думает совсем о другом. – Если это сделали дети – еще полбеды. Дети – глупые варвары. Гораздо хуже, если это сделал взрослый человек.