Сад господина Ничке - [23]

– Дрозд-самец – черный, а самка посветлее, иногда даже коричневая, – добавил старший.

– Хорошо. Я вижу, вы разбираетесь в птицах. А теперь ты, Эвальд, пойди в спальню, только не подслушивай, мы тут играем в одну игру, и это будет нечестно. Потом я тебя позову.

Мальчик, закрывая за собой дверь, скорчил какую-то непонятную мину. Тренч тихо сказал:

– Артур, подойди поближе. Скажи, кто из вас убил дрозда?

– Не я и, наверно, не Эвальд. Мы не стреляем по дроздам.

– А по воробьям и другим птицам стреляете?

– Нет. Может, только по воробьям. Раза два стреляли, – сказал Артур и оглянулся на дверь, за которой скрылся брат.

– Хорошо. Можешь идти. Принеси только ваше ружье и несколько патронов. Нет, не теперь, а когда Эвальд выйдет отсюда.

– Хорошо! – ответил Артур, повернулся и вышел.

– Эвальд, – позвал Тренч и внимательно посмотрел на господина Ничке. – Эвальд, можешь войти!

Мальчик вошел, остановился и взглянул на предмет, лежащий на столе. Ничке только теперь догадался, что это такое: это было нечто, похожее на алюминиевую крышку от чайника. Она, по-видимому, побывала в огне, частично расплавилась и покорежилась.

– Скажи мне, Эвальд, почему вы застрелили дрозда?

– Никакого дрозда я не застрелил, – ответил мальчик.

Судья Тренч недовольно поморщился и сказал:

– Вы сваливаете один на другого. Артур сказал, что это сделал ты.

– Артур свинья.

– Значит, это Артур застрелил дрозда?

– Я не знаю, – ответил Эвальд.

– Хорошо, можешь идти.

Мальчик как будто только этого и ждал. Он схватил со стола предмет, похожий на крышку от чайника, спрятал его в карман и выбежал из комнаты.

– Они еще совсем дети, – сказал, вздыхая, Тренч.

– Да, – вынужден был признать Ничке.

Послышался стук в дверь, и в кабинет вошел Артур с ружьем в руках. Тренч надел очки и сказал:

– Заряди!

Артур сделал это с необычайной ловкостью.

– Готово! – заявил он.

– Хорошо, положи сюда, на стол. Артур положил ружье на бумаги.

– Ты будешь стрелять, папа?

– А разве мне нельзя?

– Конечно, можно. Только ты не сумеешь. – Артур был готов предложить свои услуги.

– Можешь не беспокоиться. Как-нибудь справлюсь. Ну, марш! Мама еще не вернулась?

– Нет.

– Когда она вернется, пусть зайдет ко мне. А вы к автомобилю не подходите, он мне еще сегодня понадобится.

– Хорошо, – ответил Артур, но не тронулся с места. – Почему ты сказал, что я говорил, будто Эвальд застрелил дрозда?

– Извини. Это была такая игра в следствие. После ухода сына судья Тренч долго копался в кипе газет, пока не извлек толстый воскресный номер «Frankfurter Allgemeine», сложил его в восемь раз и примостил на ручке двери, ведущей в спальню.

– Я очень не люблю заниматься дома тем, с чем приходится иметь дело по службе. А вы?

– Я уже на пенсии, – ответил Ничке.

– Ах да. Может быть, вы хотите пострелять? – спросил Тренч и улыбнулся при этом так многозначительно, будто предлагал господину Ничке отправиться за компанию в публичный дом.

– Нет, не хочу.

Тренч снял очки, прицелился и выстрелил. Пуля ударила по газете и пробила дырку как раз на том месте, где была реклама коньяка «Норис».

– Меткая игрушка, – сказал Ничке.

– И какая ударная сила! Это даже опасно. Можно невзначай поранить, выбить глаз. Да, из такого ружья можно, пожалуй, застрелить довольно большую птицу, – сказал Тренч, бросая газету в мусорную корзину, и придвинул к Ничке коробку с папиросами. – Я исчерпал все свои средства, господин Ничке. Даже такие, которые не применяют, не вызвав отвращения к самому себе. Тем не менее мы не сдвинулись с места и по-прежнему не знаем виновников. Я мог бы еще расширить следствие, устроить очные ставки и позвать сюда в свидетели других сорванцов. Но, может быть, вы избавите меня от этого, господин Ничке?

– Разумеется. И простите меня за беспокойство.

– Нет, лучше вы меня простите, если это сделали мои сыновья. Но вы сами видите, – и тут Тренч не то скорчил гримасу, не то улыбнулся, – следствие не располагает прямыми уликами. Есть обвинитель, но нет тела жертвы. О, простите, а может, есть?

– Наверно, уже разложилось в компосте…

– Есть оружие, которое могло быть орудием преступления, и есть два человека, которые потенциально могли быть убийцами, но нет никаких доказательств, что они ими были…

– Это верно, – вынужден был признать Ничке.

– Скажите, дорогой господин Ничке, так, начистоту, вы по-прежнему подозреваете моих сыновей?

– По правде говоря, да. Но, к сожалению, следствие не обнаружило доказательств их вины, – сказал, улыбаясь, Ничке. Он подумал в этот момент, что судья Тренч не должен был спрашивать мальчишек, известно ли им, чем отличается дрозд от воробья, потому что это заставило их насторожиться.

– В иные времена было достаточно, чтобы суд выразил так называемую уверенность в вине обвиняемого. Но мы не будем применять этот метод, не правда ли?

– Конечно…

– Я не хотел бы также, как говорится, «принуждать» этих сорванцов давать показания. Как отцу и как судье, мне бы было трудно это сделать.

– Разумеется…

– Итак, во время расследования мне пришлось прибегнуть к определенному приему из репертуара провинциальной полиции. Я это сделал, как уже говорил вам, с отвращением.