Сад господина Ничке - [22]

– Да.

– У вас порядок, чистота, чудесный сад. А у меня все заросло сорняком, одна крапива да лопухи, как в заброшенном замке…

– В этом тоже есть своя прелесть.

– Прелесть прелестью, а я предпочитаю порядок. Но моя жена работает в городе, она врач, а мальчишки – разве их заставишь работать, когда у них в голове совсем другое?

Ничке с удовлетворением отметил, что беседа идет по правильному руслу, и спросил:

– Сколько лет вашим сыновьям?

– Старшему пятнадцать, а младшему в июле исполнится тринадцать.

– Да, это самый трудный возраст. Мальчики в этом возрасте способны на все. Мне крайне неприятно, но я вынужден пожаловаться на ваших сыновей…

– Интересно, что же опять натворили мои сорванцы, снова, наверное, выбили стекло? – спросил Тренч весело, но не без некоторого злорадства в голосе.

– Стекло это пустяк. Они мне доставили совсем другого рода неприятность…

Тренч, глядя в глаза господину Ничке, даже наклонился в его сторону.

– Вы меня огорчили, господин Ничке. Но что они все-таки натворили?

– Они застрелили из малокалиберки дрозда, и у меня есть основания полагать, что сегодня такая же судьба постигла вторую птицу.

– Постойте, постойте. Во-первых, если это сделали они, то не из малокалиберки, а из духового ружья.

– Возможно, я в этом плохо разбираюсь.

– Однако расскажите, как это произошло?

– Два месяца назад я нашел у себя в саду мертвого дрозда. Он лежал недалеко от изгороди. На груди у него была огнестрельная рана, перья слиплись от крови…

– Это очень неприятно… Вы курите? – Тренч надел очки и потянулся к коробке с сигаретами и сигарами.

Оба закурили, наступила пауза. Через некоторое время судья Тренч продолжал:

– Если я правильно понял вас, вы считаете эту птицу чем-то вроде своей собственности, верно? Но ведь вы не держали ее в клетке?

– В моем саду свили себе гнездо дрозды, я видел их ежедневно. Слышал их щебет. Я просто привязался к ним, – сказал Ничке раздраженным тоном.

– Я вас понимаю. Это неприятная утрата. Очень неприятная. – Тренч снова на мгновение замолк, потом произнес: – Но почему вы приписываете эту утрату, так сказать, действиям моих сыновей?

– У них есть оружие, они стреляют. Я без конца слышу эти хлопки. Только что я снова слышал выстрел в вашем саду.

– Вокруг полно духовых ружей. У каждого второго мальчишки есть такое ружье.

– Я постоянно наблюдаю, как они носятся с этими ружьями, – сказал Ничке и сам почувствовал, что все его обвинение зиждется на очень зыбких основаниях.

– Вы упомянули вначале, что у вас есть основания обвинять моих сыновей в убийстве второго дрозда. Какие это основания?

– Просто я давно уже не вижу птицу в своем саду.

Ничке ожидал, что судья Тренч спросит, не считает ли он, что птица могла просто улететь в другое место, но Тренч этого не спросил. Ничке подумал, что Тренч сделает все, чтобы защитить своих сыновей; было бы странно, если бы он поступил иначе. Вообще судья Тренч за время этого разговора очень изменился, изменилось и его лицо: нос обострился, уши, казалось, еще больше прижались к черепу. Он был весь настороже, как полицейская собака. «Странно, почему он не воспользуется слабыми пунктами моего обвинения?» – подумал Ничке с некоторым беспокойством. Судья Тренч отвернулся и посмотрел через окно в сад. А потом сказал:

– Ну что ж, поиграем в следствие. Возможно, это сделали они. Я не хочу выгораживать сыновей, но вы понимаете, что мне, как отцу, нелегко их и осуждать. Извините!

Он встал, с трудом открыл туго поддававшееся окно и крикнул:

– Артур, Эвальд! Где вы?

– Я здесь, папа!

– Позови Артура, и зайдите оба ко мне на минутку. Потом снова будете бегать.

Тренч закрыл окно, сел за стол и сказал:

– Помнится, когда мне было семь или восемь лет, я убил маленького котенка. Сейчас я уже не припомню за что, а вернее – зачем я это сделал. Но тогда я сделал это сознательно. Впрочем, дело не в подробностях. А сейчас, господин Ничке, я не мог бы убить даже мухи. Может, я немного преувеличиваю, но, во всяком случае, воробья – наверняка нет…

– Да, человек меняется, – сказал Ничке.

В прихожей раздался грохот, будто кто-то пытался выломать дверь, потом послышался стук, и в комнату, не ожидая разрешения, ввалились двое мальчишек. Они отнимали друг у друга какую-то вещицу, толкаясь и вертясь при этом, как бильярдные шары.

– Что это за возня! – не слишком сурово прикрикнул на них Тренч. – Поздоровайтесь!

– Здравствуйте, – пробормотали мальчики, еле взглянув на господина Ничке. Младший, воспользовавшись моментом, вырвал что-то у старшего. Оба были потные и грязные.

– Эвальд, положи сейчас же на стол, – сказал Тренч.

Мальчик повиновался. Ничке и Тренч взглянули на то, что он вынул из кармана и положил на край письменного стола, и оба подумали, что это пустяковина, которую можно найти в траве, в канаве, на помойке и которая может на что-нибудь пригодиться только детям.

– Послушайте, ребята, – начал Тренч. – Скажите мне, вы знаете, чем отличается дрозд от воробья?

– Дрозд черный, в три раза больше, чем воробей, к у него желтый клюв. Он быстро бегает по земле. Довольно хорошо умеет петь, – без запинки и, как показалось господину Ничке, не без иронии произнес младший.